Тогда, наверное, я не тот человек, что тебе нужен.

Я хотел бы попробовать.

Колокол едва пробил восемь утра, а я уже стояла на пороге, снова пытаясь попасть в монастырь.

— Что вам нужно, синьорина Флавиани? — устало спросила меня монахиня по громкой связи.

— Я всего лишь хочу поговорить пару минут с сестрой Розой. Я не помешаю, клянусь.

— Не клянитесь, синьора. Вы помешаете в любом случае. Сестра Роза очень плохо себя чувствует. Она не в состоянии принимать посетителей.

— Но она может помочь мне. Я серьезно… она единственная, единственная, кто…

Я прижалась лбом к стене у динамика, упершись в нее кулаками. На глаза наворачивались слезы. Внезапно разговор с Розой показался мне настолько важным, что я испугалась: если она скончается, я так и не увижу ее снова, а значит, уже никогда не смогу завершить поиски.

— Молю вас, — громко сказала я, перекрывая жужжание, доносившееся из маленькой решетки динамика, — впустите меня. Всего на пять минут. Это важно. Речь идет о пропавшем ребенке.

— Многие ищут здесь пропавших детей. Но мы никому не можем помочь. Что сделано, то сделано. Смиритесь, синьора Флавиани.

Сестра Клаудия отключилась. Дверь монастыря осталась закрытой; я прислонилась к ней спиной, сняла бесполезные очки и заплакала.

Джада говорила, что не вернется сегодня, значит, я осталась одна… по крайней мере, еще двенадцать часов мне придется провести без опоры, к которой я привыкла.

Площадь в районе Карриоле представляла собой бежевый овал. Природа, казалось, направила на площадь гигантский фен, включенный на максимальную мощность, так было жарко.

Я не знала, куда податься. Последние крупицы осмысленности и самолюбия историка, которыми я когда-либо обладала, исчезали на глазах, уносились с горячим ветром этого нелепого мая. На задворках сознания стучалась и пыталась дать о себе знать договоренность о сегодняшнем вечере, но я была не в силах обратить на нее внимание. Я отключила телефон, чтобы наверняка пропустить встречу.

— Что тебе принести? — спросил меня громкий, но невероятно ласковый, как у мамы, голос. Я подняла взгляд. Даже не заметила, как оказалась за столиком в баре Роберто.

Рядом со мной, очень близко, почти касаясь моего плеча бедром, стояла девушка, которую я видела несколько дней назад, та самая, с татуировками и длинными черными волосами.

Девушка ждала, когда я сделаю заказ. Она не стала ничего записывать, когда я попросила джин с тоником. В конце концов, я была единственным посетителем бара в утренний час.

— Сейчас сделаю, — ответила девушка, повернулась на месте вокруг своей оси и забрала с моего столика пепельницу с окурками, оставленными утренними клиентами.

Через мгновение она вернулась на улицу, положила передо мной подставку для напитка и опустила на нее бокал. Запах джина с тоником почти привел меня в чувство. Мне захотелось, чтобы девушка поскорее ушла, я ощутила, как это желание растеклось по запястьям. Пришлось начать перечислять римских правителей, чтобы сохранить спокойствие, пока она ставила на столик мисочки с чипсами, арахисом, чистую пепельницу… Сколько можно возиться?