Она не слышала, как я вошла: радио работало громко, но музыки я не различала. Когда волнуюсь, ничего не слышу: разум закрывается, как шкатулка.

Теперь же шкатулка открылась, и в мир ворвались звуки.

— Мама!

Она резко обернулась, уронила щипцы на стол, подбежала ко мне, обняла, и от материнских объятий мне полегчало.

Чуть позже я сидела с ней и тетушками за большим столом со следами сучков. Мельпомена гладила меня по волосам, а Талия уговаривала съесть второй панцеротти с джемом. Я пыталась убедить маму показать мне ее календарь с расписанием на неделю.

— Ты должна все записывать, мама. Я куплю тебе клейкие листочки для заметок. Или забери календарь, которым я пользуюсь в магазине, тот, где нужно каждый день отрывать листочек.

— В этом нет нужды, дорогая. У меня все здесь, — ответила мама, коснувшись своей груди.

Я проследила за ее рукой и, кажется, мельком увидела в вырезе платья кусочек свежей пасты, налепленный на золотую цепочку. Верный признак, что мама о чем-то размышляла и не хотела, чтобы мысль ускользнула.

— Скажи, о чем ты думала, когда лепила тесто на цепочку, мама?

Пальцами с маленькими квадратными ногтями, накрашенными красным лаком, она теребила комочек желтого теста. Мы молча смотрели друг другу в глаза, а потом наконец…

— Когда вспомню, расскажу, — прошептала мама, словно не желая выдавать самый важный секрет, который ей когда-либо доверяла лучшая подруга.

Раз уж я здесь, то нельзя упустить шанс, которым нужно было воспользоваться с самого начала: поговорить с тетушками.

Я соскучилась по ним. Мне казалось, тетушки могут рассказать о рождении Лоренцо, если еще помнят события тех лет. Я боялась всколыхнуть, вновь пробудить дремлющие воспоминания; их, вероятно, не следует вытаскивать из потаенного уголка, куда сознание изгоняет как болезненные моменты, так и счастливые, к которым слишком мучительно возвращаться.

Стоял вечер. Часы показывали половину девятого. Тетушки готовились ложиться спать. Пока я добиралась до них, я боялась, что они не вспомнят о смерти Эвтерпы.

Возможно, Терпсихора догадывалась, что произошло. Думаю, она заметила перемены: говорят, между очень близкими братьями и сестрами существует связь, и один чувствует страдания другого, ощущает их так же отчетливо, как собственную боль. Тетя Терпси хитрая, наверное, самая хитрая из всех тетушек, хитрее даже мамы, потому что она прибегает к «методу мечтателя» — так я называю состояние, в которое иногда погружается Терпсихора. Она смотрит в одну точку, а в глазах ни искорки осознанности. Такое с ней часто бывает.

По словам Джады, в подобные моменты тетя мечтает о море. Мама считает, что так проявляется ее болезнь. Но я знаю, что дело обстоит совсем по-другому. Тетя Терпси создала уютный мир, в котором прячется до тех пор, пока не настает время встретиться со своими воспоминаниями, и хорошими, и плохими. А до этого она притворяется, что чувствует себя так же, как сестры, и наслаждается покоем, затишьем перед бурей воспоминаний, которая вернет ее в тяжелое детство, полное тягот, сводящего живот голода, холода и отсутствия уверенности в том, что получится выжить и вырасти. Терпсихора прекрасно знала, что после бури не выглянет солнце. Болезнь Альцгеймера — та же буря, грозящая потопить корабли и не оставляющая ни малейшей надежды на спасение.