— Как так «само собой»? — в сто первый раз повторил незнакомец, уже без особого напора. — Само собой ничего не бывает!

Юрист уже понял, что никакого заказа не было, а произошло просто роковое стечение обстоятельств, но это понимание не основывалось на фактах и документах, а потому не могло приниматься в расчет. И уж конечно, он не мог прийти со своими догадками к Баданцу.

— Пойми, Иван Сергеевич, сказать все равно придется! — по инерции говорил Юрист то, что обычно говорят в подобных случаях. — Со мной говорить не хочешь — придут другие. Они тебе яйца в тиски зажмут или за руки подвесят над костерком, а может, паяльную лампу разожгут…

— Да не было никакого заказа! Понимаешь — не было! По глупости ввязался в это дело, по незнанию!

Черепахину хотелось завыть. «И зачем я связался с этим долбаным сюжетом, почему гордился им, как последний дурак? Да лучше бы всю жизнь снимал спокойно свадьбы и юбилеи…»

Юрист вздохнул.

— Ну, как хочешь… Только не жалей потом…

Он вышел. Степан вывел Черепахина во двор, отпер металлическую дверь, ведущую под гараж, в котором стоял разобранный грузовик. Через несколько минут Черепахин оказался в таком же бетонном подвале, как тот, где провел не лучшие часы своей жизни профессор Михайлюк. И, судя по всему, участь его ждала не более веселая. Все пыточные подвалы одинаковы. Так же пахло пылью, страхом и угрозой неминуемой смерти. Томительно текло время. Интуиция подсказывала, что этим временем надо наслаждаться, потому что потом оно станет невыносимым…

Громко щелкнул замок, железная дверь с лязгом распахнулась. В подвал вошли два типа с дегенеративными физиономиями: высокий, с испещренным оспой лицом, и пониже, с деформированными ушами и перебитым носом. На них были замызганные черные халаты, как у автослесарей. В руках один держал обычную монтировку, второй — ножовку для металла. У Черепахина оборвалось сердце и покатилось куда-то вниз. Наверное, про такое ощущение и говорят: душа ушла в пятки… Оба деловито направились к журналисту, и Иван понял, что все закончится очень быстро и уже через несколько минут он превратится в окровавленный кусок мяса, безуспешно умоляющий о пощаде.

— Я правда ничего не знаю, — презирая сам себя, жалобно сказал он. Голос постыдно дрожал.

— Хотя нет, я скажу… Я все скажу…

Но как ни крутилась лента памяти, она была пустой — «перевести стрелки» не на кого: ведь материал действительно никто не заказывал! Потому что он никому не был нужен!

Впрочем, костоломы не собирались вступать в разговоры. Они стремительно приближались. Черепахину стало дурно.

Конец дня выдался у руководителя фирмы «Поток» очень напряженным. Только что позвонил Хан:

— В меня стреляли, брата убили! Это Кучерявый! — зловеще произнес он. — Я не собираюсь это терпеть. «Ответка» пойдет по полной программе!

Баданец выругался про себя. Мысль Ханыкова всегда отставала от его действий. Начинать войну в предвыборный период не стоило…

— Это надо обсудить, — дипломатично произнес Виктор Богданович, но тут на второй линии высветился номер Юриста.

— Подожди минуту, — сказал он Хану и переключился. — Ну что?!