— Есть, — кивнул Хан.

— Значит, прямо сейчас можем начинать. А взрывника и мясо на размен я сейчас вызвоню. К вечеру приедут.

Они были похожи, как близнецы: узкий разрез глаз, приплюснутые носы, узкие губы, гладкие черные волосы. На самом деле Хан был старше на два года.

— И чего ты не хочешь сюда переехать? — улыбнувшись, спросил старший брат. — Был бы у меня правой рукой — вон как у тебя все четко отработано!

— Ты же не хочешь переезжать ко мне и бороться за крымско-татарскую автономию, — в свою очередь заметил младший.

— Да, каждый на своем месте — это лучше, — согласился Хан. — Во всяком случае, когда мои люди прячутся, лучше места, чем у тебя, не найдешь!

— Это точно, — довольно засмеялся Кнут. — Сейчас у нас огромные поселки и власть туда не суется! Скоро мы заберем свои исконные земли!

— Ты и так их забрал. Сколько у тебя кафешек, гостиниц, заправок? Или мало?

— Конечно, мало, брат! Дедушка Сулейман недаром говорил: «Человек — это животное, которое никогда не наедается!» Но он считал, что каждому достаточно шатра, лепешки, куска сыра или мяса… С тех пор много воды утекло, все изменилось… Кто сейчас довольствуется лепешкой?

Хан махнул рукой.

— Тебе надо было стать философом, а не… бизнесменом! Значит так: ты живи у меня, твоих людей разместят на нашей базе. Завтра мои бойцы развезут их по «точкам». А снайпера оставим, возможно, удастся сегодня подловить этого пса…

Рашид покачал головой.

— Мне лучше быть с моими людьми.

— Перестань, брат! — обиделся Али. — Останься, отдохнем, поговорим! Мы редко видимся, это неправильно. Дедушка Сулейман такого бы не одобрил…

Кнут задумался, но потом махнул рукой:

— Ладно, пусть так и будет. Пойдем, я им скажу…

— Чего зря ноги бить? Позвони. А мои бойцы их сопроводят куда надо…

Рашид криво усмехнулся.

— Они так не уедут. Если не увидят меня, то перебьют всех и сожгут дом…

Али покачал головой.

— Дом я недавно построил. Лучше выйди на веранду и скажи им все сам…

Кнут отодвинул большую стеклянную дверь, проклеенную пулестойкой пленкой, подошел к перилам, гортанно крикнул на родном языке, чтобы все, кроме Толяна, уезжали. И вдруг упал навзничь, одновременно что-то ударилось о стекло.

Хан подумал, что брат оступился, и бросился было на помощь, но тут же заметил, что под головой Рашида расплывается кровавое пятно, и замер, будто наткнулся на прозрачную стену. Настороженно мечущийся взгляд остановился на маленьком кусочке металла, пробившем стекло и повисшем в растянутой защитной пленке, как запутавшийся в паутине шмель. Снайпер! Он во весь рост упал на пол, разбив губы и подбородок.

— Огонь! Стреляйте, идиоты! Убейте эту суку! — истерически кричал Хан, размазывая кровь по лицу.

Степан настолько спокойно вывел закованного в наручники Черепахина средь бела дня на улицу, что наблюдавший за подъездом Дмитрий Петрович решил: журналист арестован. И хотя конвоир был мало похож на оперативника, а водитель, посадивший Ивана в видавший виды черный «Форд», — еще меньше, это не изменило первого впечатления: в последнее время милиционеры все чаще похожи на бандитов, а бандиты — на милиционеров.