Будущий Вор.

В девятнадцать Бриллиантом нарекли.

Над собой «Закон» воздвиг.

Тюрьма — Мать родная!

Не забуду Мать родную!

Эту клятву в сердце.

И на грудь… синюю.

Косыми буквами.

Все дальше… и дальше…

Астрахань… мать, сестры…

Огромные полосатые арбузы…

Разбросанные по степи…

До самого горизонта…

Далекого…

Что со степью сливается.

А дорога завивалась…

Свивалась…

Да, скручивалась…

Кольцами Дьвола.

Вход есть — а выход…?

Вход — рупь!

А выход — два!

Но сестре Жене писал.

Верно.

Исправно.

Эту связь он не порвал.

В нарушение Воровского Закона…

Ее писем ожидал.

Читал их — «голубки» нежные.

Гладил рукой.

Нюхал украдкой.

Порой целовал.

Слезы вывертывались.

Их рукавом бушлата.

Напрочь.

Слезы долой!

А сердце не вытрешь, бушлатом.

Стонет протяжно.

Свербит.

Тянет куды-то вниз.

Но нельзя Вору!

Вор — отлит из железа.

Ему все нельзя!

К станку — нельзя!

К сохе — нельзя!

К оперу — нельзя!

Штаны — «шкеры»…

Бритва — «мойка»…

Карты — «святцы»…

В «хате» холод.

Темь.

Мрак.

Вертухаи глумятся.

Травят псами.

Радуют дубинками.

Молотками — киянками.

Теплые вещи?

Долой!

Пайку видел?

Больше не увидишь!

Пресс — хаты.

С круглорожими мразями.

А в зоне тем временем напряженно ждали. «Смотрящий» за лагерем Антон сходил к «мужикам» в барак, «перетер» со старшим, авторитетным «мужиком» Авдоней и попросил «притормозить», пока от Васьки не придёт ответ.

Авдоня внял просьбе «смотрящего» и в свою очередь собрал уважаемых заключенных из других отрядов.

Таракан с Антоном встретились тайно в щитовой будке на подстанции в промзоне. Старый, битый «волк» Таракан опасаясь слежки, назначил встречу там, куда боялись совать нос «кумовки» — зоновские стукачи, после того, как в ней однажды убило током зэка.

— Принёс? — спросил взволнованный Антон, бледный лоб его то и дело покрывался испариной.

— Вот она! — Таракан распорол аншлаг шинели, вынул и передал Антону «шпульку». Антон торопливо распечатал её и мгновенно пробежал глазами по тексту.

— Ясно — проговорил он, вслух выразив текущие в его бедовой голове мысли.

— Ясно — ещё раз повторил он — Спасибо тебе старина, выручил! За мной должок.

— Всё! Я пошёл. — Таракан осторожно выглянул в дверь.

— Погоди! Вот, возьми «червонец» за труды — Антон протянул надзирателю купюру.

На щеках Таракана проступили белые пятна. Он взял «смотрящего» за локоть и так крепко сжал пальцы, что Антон скрипнул зубами.

— Думаешь, я за деньги рисковал башкой, или из-за тебя? Я ради Васьки! Ты понял, пацан, ради Васьки, потому что он «Человек»!

Он толкнул дверь и быстро шагнул за угол щитовой, словно его и не было здесь. Антон немного выждал, дал себе время привести мысли в порядок, прежде чем выбираться наружу. Ему предстояла бессонная ночь: нужно было без лишнего шухера «вытянуть» Авдоню, обсудить с ним дальнейший план действий, успеть до утра смараковать новую петицию взамен предыдущей, успокоить «блаткомитет».

Он аккуратно миновал сварочный цех, проскользнул мимо токарного, и держась в тени стены длинного ангара, прошёл к вахте «промки». Тут у него было «схвачено», его встретил нарядчик и быстро провёл за ворота.

В «жилзоне» опасностей подстерегало не меньше, а вдвое больше и главным для него теперь было не напороться на «кумовьев» рыскающих по «локалкам». «Спали» он Васькину маляву и за его голову никто бы не поставил и рваного рубля, а он обязан зачитать ее, перед «лагерным блаткомитетом».