Тщательно запаяв «малявку», он зажал ее в кулаке, готовый в любую минуту передать Таракану или зажевать, чтобы привести в негодность.

Сорок четыре года он «топтал» лагеря, имея за спиной в общей сложности девяносто лет срока, три раза уходил в побег, один раз с этапа и дважды с зон. Рвали его злые овчарки, натасканные на человечину, били смертным боем конвоиры, он замерзал в ледяных Норильских «кандеях», десятилетиями не ел досыта и все это ради сохранения Воровской Идеи!

Он тосковал по своей ненаглядной голубушке Зое, изнемогшей его ждать и наконец — таки вышедшей замуж, уехавшей в далекую Канаду, по сестре Ане, сердце иссохло в думах о покойной матери, так и не увидевшей своего любимого младшего…, но более всего он извелся в думах о дочери.

Зоя назвала ее в его честь, дав нежное, милое имя — Василиса.

Теперь она уже взрослая, пятнадцать лет исполнилось. Высокая, зеленоглазая с дичинкой во взгляде, тяжелые русые косы до пояса…

«Господи! Вылитая мать в молодости, от него только поджатые упрямые губы. Набрала соку дочка, уже и созревшая грудь распирает ткань платья».

В 1971 году родилась его дочь Василиска, когда он сидел в «крытой» тюрьме Златоуста.

«Красные» все время перевозили Ваську с места на место, запутывая следы Вора, вот и Зоя приехала в зону в Бурмистрово, но Ваське не удалось встретиться с ней, его неожиданно за два часа собрали и срочным «литером» вывезли из лагеря. Но упрямая Зоя не сложила беспомощно рук, не сдалась, а с еще большим упорством принялась искать его, в который раз проходя Дантовы круги по высоким кабинетам, выясняя кривые этапные маршруты любимого человека. И вот, в 1970 году Зоя приехала к нему, разыскав его в «крытой» тюрьме Новочеркасска и долго ждала, а ему никак не удавалось устроить встречу.

За сорок три года лагерей, лишь единственный раз он воспользовался законным, положенным ему свиданием, это когда умерла его мать и Аня привезла ему землицу с могилки. Не захотел он «затягивать» святую землицу к себе через надзирателей, а хотел получить ее от сестры из рук в руки.

А Зоя, в том самом, 1970 году сняла угол у божьей старушонки и терпеливо, как могла только она, с верой в груди ожидала. И у него получилось!

«Хозяин» ожидал высокое начальство из Москвы, а в «крытой» образовались два трупа — «вздернулись» горемыки, не выдержав «пресса» и «крытники» заклокотали.

Испуганный начальник пришел к нему в камеру с челобитной просьбой — успокоить «контингент». Васька выдвинул ему ряд условий и седой полковник в страхе перед комиссией, вынужден был выполнить их в точности.

Зою привели к нему после «сьема». Они не виделись семнадцать лет, семнадцать долгих нескончаемых лет с момента их последней встречи в Карлаге.

От неожиданно навалившихся воспоминаний Васька разволновался так, что стал быстро-быстро передвигаться вдоль стены камеры.

В этот раз, он не стал их отгонять, как это делал обычно, а наоборот, усилием воли притянул их к себе и ясно увидел тот солнечный день в прогулочном дворике Горьковской тюрьмы.

Заканчивался год 1949 — ый — послевоенный! Было ему в тот хмурый полдень всего двадцать два года. Он был выше среднего роста, мосластый, плечистый, широкогрудый, взгляд синих с прищуром глаз был настолько проницательным, что собеседники невольно ежились.