Сколько он был без сознания, Ян не мог бы определить, но через какое-то время очнулся, чувствуя себя уже несколько иначе. Видимо, то безумие страха, что он пережил, сожгло в нем какие-то психические предохранители, что ли, но в этот раз, снова проверив все чувства на предмет наличия – зрение, слух, дыхание и подвижность – и обнаружив практически полное их отсутствие, Стаховский каким-то невероятным волевым образом сумел подавить в себе опять накатывающую и готовую пожрать его целиком волну панической атаки. Совладал с ней, словно кобру поймал за горло уже в ее стремительном броске и держал на вытянутой руке – сильную, бьющуюся, готовую в любой момент вырваться и нанести смертельный укус.

Невероятным волевым усилием он заставил себя отодвинуть в самый дальний угол сознания губительную черноту, вспомнил тренинги по самоуправлению и заставил себя соображать продуктивно и разумно. И уже осмысленно провел диагностику своего состояния. Оказалось, не все настолько безысходно: каким-то непонятным образом ему удавалось дышать, в противном случае он давно бы уже задохнулся, а вот же нет, дышит, хоть и с большим трудом. Потом он обнаружил, что может шевелить и двигать правой рукой, и тут же начал интенсивно ею шуровать, разрывая снег, тем самым давая руке возможность для большего движения и маневра. И через какое-то время смог протиснуть и подтянуть руку к лицу, выковырял снег, набившийся в шлем, потерявший в лавинной «мясорубке» защитный лицевой щиток, очистил полностью глаза и нос и внезапно понял, что еле-еле, но все-таки различает очертания пальцев.

«Так. Что это может значить? – спросил себя Стаховский. И сам же себе ответил, как ученый ученому: – Скорее всего, это значит, что я нахожусь не так уж глубоко от поверхности».

Тоже, скажем прямо, ободряющее открытие.

И Ян продолжил проминать снег, расширяя пространство вокруг, чтобы иметь возможность шевелиться. Он оценил обстановку и свои возможности, просчитал варианты, поставил цель, занял ею разум и тело и упорно двигал и двигал рукой, освобождая все больше и больше пространства вокруг. Несколько раз он терял сознание, снова приходил в себя и продолжал работать дальше.

В какой-то момент Ян почувствовал, что может поворачивать голову, и стал утрамбовывать снег и головой в шлеме. Отвоевав еще немного пространства, он более внимательно оглядел свою могилу. И показалось, что прямо над ним снежный покров чуть светлее, чем везде. Условно определив для себя, что там, где светлее, находится близкая поверхность, извиваясь червяком, Ян попытался двигаться в этом направлении. И снова потерял сознание.

Очнувшись в следующий раз, он почувствовал, что воздуха больше нет. Нет, и все. Закончился, исчерпался.

Та самая черная кобра-паника мгновенно выскочила из зажима его ослабевшей воли, предательски напав, впиваясь зубами, и Стаховский забился в новом приступе панической атаки, стараясь прорваться наверх. Ревя, напрягая все силы, задыхаясь, он ломился и ломился яростно туда, где было светлее, светлее, или ему так казалось…

И в этот самый момент он умер. Совсем.