– У нас в Рязани есть поговорка – не говори гоп, пока не перепрыгнул! – ответил он и пришпорил коня, с грозным ревом кидаясь на ненавистного врага. Но Хоставрул был готов к атаке, с ловкостью барса увернулся он от двух стальных молний, обрушенных на него Коловратом, и вдогонку ударил сам. Шипастый стальной шар размером с человеческую голову пронесся в вершке от затылка Евпатия, и богатыри разъехались вновь. Они кружили друг против друга, и каждый со страшной ненавистью смотрел в глаза сопернику. Татарин злобно хохотнул и крикнул с подлой издевкой:
– А ведь когда пали городские стены, я нашел твою жену, волчонок! Она была сладкой на вкус, как молодая козочка!
И он вновь захохотал, словно сотрясалась окованная сталью гора. Коловрат хотел было что-то ответить, но мгла перед глазами выкрасила все вокруг в багряный цвет. Священная ярость, изливаясь из сердца, наполняла члены неистовой силой. Внезапно словно что-то взорвалось у него в груди и небывалая ясность наступила в кипящем разуме, не существовало ничего более, кроме ненавистного врага и желания его убить. Евпатий бросился на великана, который, словно во сне, медленно поднимал круглый щит, одновременно замахиваясь кистенем. Крупные снежинки зависли в воздухе без движения. Образ жены, обнимающей детей, на короткий миг проявился перед ним, когда он наносил удар.
Изумленный вздох прокатился среди сражавшихся воинов. На их глазах рязанский воевода зарычал как дикий зверь и, не помня себя, кинулся на противника, нарочно ожидавшего атаки. Ударив с невиданной скоростью и силой, он надвое перерубил рукоять кистеня, и не успел еще татарин сообразить, что произошло, как второй меч, описав в воздухе широкий сверкающий круг, обрушился на его шею, попав между шлемом и узорчатым наплечником. Клинок прошел дальше, рассек грудь, выворачивая стальные пластины доспеха, и остановился, только упершись в луку седла. Над полем брани повисла тишина. Тело Хоставрула развалилось надвое, медленно сползло с седла и рухнуло наземь. Шлем, украшенный конским хвостом, откатился в сторону, открывая темное грубое лицо с застывшим выражением изумления и страха.
В тот же миг, воодушевленные русичи издали оглушительный клич и ринулись в атаку с удвоенной силой. «Коловрат! Неистовый!» – кричали они, потрясая оружием, и с этими словами обрушились на строй кочевников. Евпатий же, освободив клинок из тела поверженного великана, осмотрелся по сторонам и направил коня туда, где развевались стяги Батыева войска.
Степняки расступались перед ним, делая пальцами знаки, отгоняющие злых мангусов, и не решаясь вступить в схватку с заколдованным богатырем. Почти не встречая сопротивления, достиг он холма, где, в окружении нукеров, руководили войском татарские сотники. Словно стальной вихрь налетел Коловрат на телохранителей, вставших у него на пути, разметал их в стороны, отсекая руки, а иных разрубая до седла. Вот отлетела отрубленная голова у Батыева тысячника, вот упал знаменосец, выронив древко стяга. Дружным веселым ревом встретили дружинники падение вражьих знамен, но не успевают пробиться к своему воеводе на выручку. Окружили нукеры Евпатия, выставили вперед длинные острые пики, изготовились стрелять из луков в упор.