Хан встал на ноги и с досадой швырнул наземь драгоценный кубок, привезенный из золотого Хорезма. Военоначальники и нукеры, стоявшие поблизости, побледнели от ужаса, не смея вымолвить и слова, первый раз они видели своего молодого господина в таком недовольстве и ярости. Батый, однако, быстро вернул себе самообладание и через мгновение заговорил своим привычным твердым и повелительным тоном:
– Дальше так продолжать нельзя. Я не могу больше терять своих лучших людей, еще немного – и следующий отряд не пойдет на штурм, даже если их гнать плетками. Это все равно что заставлять воинов прыгать в бушующий огонь. Довольно. Это ведь крепость, верно? Так разворачивайте же осадные орудия! Мы сотрем упрямцев с лица земли! Живо, живо!
Сотники и тысячники со всех ног кинулись исполнять приказ, грубо подгоняя китайских мастеров и монголов из осадной команды. Не прошло и десяти минут, как в тяжелые пороки были заложены огромные камни, ремни и веревки гудели от напряжения, а воины застыли в ожидании команды, зажав в руках стальные крюки на длинных древках.
Темник, отвечавший за камнеметы, тихим голосом доложил хану, что все готово для залпа. Батый медленно кивнул, не отводя взгляда от крепости, нахмурился и коротко махнул рукой, отдавая сигнал. С треском и свистом взмыли в воздух тяжелые снаряды и, пролетев по широкой дуге, обрушились на крошечную крепость. Затем еще залп и еще. Камни сыпались, разбивая в щепки утлый частокол, рухнул деревянный острог, украшенный стягом, весь склон превратился в месиво из ледяной крошки, камней и крови, а осадные орудия все давали залп за залпом, уничтожая все живое в маленькой упрямой крепости.
Коловрат шел вперед, медленно ступая по скользкому склону, он уже ничего не видел вокруг, кроме мелькания и блеска клинков, кровавых брызг и перекошенных от ужаса лиц врагов. Он не видел, как погибли последние из черниговских воинов, как упал могучий десятник Емеля, пронзенный копьем, как улыбался своей кроткой улыбкой Нестор, зажимая смертельную рану в груди. Яростный витязь не чувствовал боли от ран, покрывавших его тело, и не слышал грохота, когда татары принялись обстреливать крепость из камнеметов, уничтожая все живое, что там было. Тяжелые камни падали вокруг, вдавливая в снег мертвые тела и поднимая острые ледяные брызги, но Евпатий больше ничего не видел и не слышал. Пред глазами у него стоял один лишь запечатленный образ – его жена Настя, прижимающая к себе его детей, и улыбка на ее лице.
Батый, с потемневшим от гнева лицом, сидел на троне, ухватив себя за бороду, и безотрывно наблюдал, как осадные машины рушат маленькую крепость. Этот день он запомнит навсегда, этот день станет ему хорошим уроком, что никогда нельзя недооценивать противника, его силу и ярость. Великий хан раздраженно посмотрел на своего полководца, который, мрачнее тучи, стоял рядом.
– Ну что, многомудрый и многоопытный Субудай? Что же случилось с твоими солдатами? Неужели их на моих глазах разбили две сотни урусов? Против десяти туменов великого войска! Или, может, это злые духи перебили наши лучшие полки? Отвечай!