– В последние несколько недель, когда я был в России, – продолжил Кейн будто не слыша, – мои русские друзья пошли со мной в поход. Мы уже знали, что через некоторое время моего отца отзывают обратно в Лондон и я должен буду покинуть Россию навсегда. Это были русские мальчишки, такие же как я. Я был англичанином, можно сказать, представителем Би-Пи[48], на меня смотрели как на инструктора, и я не мог уронить честь старой доброй… А времена тогда были такие, что могла разразиться и ядерная война. Я должен был помнить о поражении, черт возьми. Об унижении нации, о Скапа-Флоу. Я должен был ненавидеть их, но вместо этого мы сидели у костра, сушили носки и жарили украденную с фермерского поля картошку, нанизанную на прутики…
Кейн помолчал и добавил:
– И русские и мы зовем своих матерей одинаково – «ма». Я помню об этом, друг. Не могу забыть. Я могу делать то, что я делаю, но не требуй от меня, чтобы мне это нравилось.
– Я тоже не в восторге, – холодно ответил граф Сноудон и добавил: – Я должен что-то знать, чего я не знаю? Что сегодня произошло?
Кейн помолчал. Потом сказал:
– Тот человек, который нас встречал. Который был за рулем. Я помню его. Пашка Каляев, из скаутов. Я помню его по скаутскому слету, отличный стрелок. Он с ними, и я не знаю, что произошло. Но меня это… мучает.
Граф Сноудон глянул в зеркало заднего вида и подобрался, как перед прыжком.
– Возможно, друг, тебе представится возможность узнать, что произошло. Прямо сейчас.
– Ты о чем… черт.
– Да, верно. Их машина едет за нами. Вопрос: зачем?
– Оторвемся? – сказать было проще, чем сделать, дорога была забита.
Вместо ответа граф достал соверен:
– Один поросенок пошел на базар, другой, плача, забился в амбар…
Здесь надо сказать несколько слов о том, почему эти люди, потомки древнейших родов, правящих родов, умыслили такое. Почему они умыслили такое, живя в Империи, которая признавала их права и преимущества, их особое происхождение, которая не пыталась их изгнать, лишить имущества, низложить. Что, например, могло не устраивать человека, который рано или поздно должен был унаследовать восемь роскошнейших дворцов, не считая других, более скромных жилищ, и состояние около десяти миллиардов рублей. Что нужно было всем этим людям, что их всех не устраивало в той жизни, которой они жили?
Ответ на этот вопрос кроется в психологии. Существует такое понятие, как пирамида Маслоу – пирамида потребностей человека. Ее первая ступень – физиологические потребности, то есть пища и жилье, далее идет безопасность. Последние две ступени из семи – это эстетические потребности (гармония, порядок, красота), и высшая ступень – потребность в самоактуализации (реализация своих целей, способностей, развитие собственной личности). Вот на эти две ступени и надо нам взглянуть, чтобы понять, почему эти люди чувствовали себя неуютно в Империи и почему они пошли на тяжелейшее преступление – измену Престолу и мятеж.
К семидесятым годам двадцатого века объединенной Империи русских и османов (арабов) удалось решить главную задачу – инфраструктурную. Инфраструктура – эта такая штука, на которую надо тратить огромные деньги, но отдачу она дает не сразу, и не прямую, а косвенную. Но без инфраструктуры государство гибнет и распадается. К семидесятым годам удалось завершить прокладку Стратегической железной дороги, в основном сформировать автомобильную и железнодорожную сеть по всей Империи, с запасом построить электростанции и средства передачи энергии. Дальнейшее – как, например, огромный мост через Керченский пролив, или подземный тоннель до Сахалина, или строившийся в описываемый период времени мост на Аляску – уже было не необходимостью, а просто вложениями для обеспечения работой людей и открытия новых возможностей в экономике.