Он был силой.
Слава этой смерти принадлежала ему.
Радость убийства — его.
Когда крики обратились в мокрое, булькающее хныканье, он шагнул вперед. Взяв четвертую биту, он встал над Биффом. И увидел, что за молочной пеленой боли в глазах измученной жертвы все еще был страх. Даже лучше, там оставалась надежда.
— Пожалуйста. — Бифф давился кровью, бегущей изо рта. Он попытался поднять руку, но его пальцы были также беспомощны, как сломанные ветки. Он был теперь по ту сторону боли, лежал на зубчатом пороге того, чего не выдержит ни один человек. — Пожалуйста, не убивайте меня. Я давал клятву. Я давал клятву.
Жрец только смотрел на него, зная, что этот момент триумфа почти подошел к концу: — Он — Судья. Он — Господин. Все, что мы делаем, мы делаем Его именем. — Его взгляд скользнул по лицу Биффа, все еще бесстрастный. — Он, который умрет сегодня, будет выброшен в муку, в вечную муку, в вечную пытку. В пустоту.
Зрение Биффа мутнело и прояснялось, мутнело и прояснялось. Кровь вырывалась изо рта с каждым вдохом. Больше не было криков. Он знал, что уже мертв, и молитвы, которые мелькали в его цепенеющем мозге, смешивались с заклинаниями. Христом. Люцифером.
Он жутко закашлял, и почти умер. — Увидимся в аду, — удалось ему произнести. Жрец наклонился настолько близко, что только Бифф мог услышать его: — Это — ад.
Содрогаясь от восторга, он нанес ему «удар милости». Его горячее семя пролилось на землю.
Пока они жгли биты на священном алтаре, кровь протекла на грязную землю.
ГЛАВА 8
Кэм стоял у забора, ограждавшего восточный край поля Мэтью Доппера. Доппер остался в тракторе, не выключая мотора. Он натянул кепку поглубже на голову, защищая лицо от солнца, и жевал жевачку, надувая щеки. Мотор работал мягко, благодаря старшему сыну, который предпочитал рыться в двигателях, а не в поле.
Его клетчатая рубашка почти вся пропиталась потом, хотя еще не было и десяти утра. Два пальца на левой руке были сбриты по первую фалангу — результат ссоры с комбайном. Повреждение никак не отражалось на занятиях хозяйством или игре в шары по средам в Ночной лиге. Но оно внушило ему осторожное уважение ко всяким механизмам.
Белки его глаз постоянно были покрыты сеткой красных прожилок от пятидесяти с лишним лет ветра и сенной пыли. На его морщинистом, нагловатом лице всегда был упрямый, бойцовский взгляд.
Он родился на ферме, и принял ее, когда старик наконец-то откинул копыта. Потом его брат, неудачливый Джуниор, подорвал себя к черту в соседнем лесу, и Мэттью Доппер унаследовал каждый паршивый камешек на восьмидесяти пяти акровой ферме. Он жил здесь, работал здесь и собирался умереть здесь же. Ему не нужен был Кэмерон Рафферти, приходящий светить своим значком и учить его, как вести дела.
— Мэтт, это третья жалоба за месяц.
В ответ Мэтт плюнул через борт трактора.
— Вшивые равнинники приперлись, понасажали своих вонючих домишек на земле Хаубэйкера, а теперь пытаются спихнуть меня. С места не двинусь. Эта земля моя.
Кэм поставил ботинок на нижнюю ступеньку лестницы у ограды и взмолился о терпении. Острый запах удобрений защекотал ноздри. — Никто не пытается тебя спихнуть, Мэтт. Тебе просто надо посадить собак на цепь.