«Зверь, — сказал он себе, очутившись внизу. — Попал под машину и уполз умирать. Боже правый. Здесь все в крови». — Он остановился на мгновение, пытаясь избавиться от образа, возникшего в его голове.

Стена большого дома, забрызганная кровью. Ее зловоние. Не стихающие крики.

Он начал дышать ртом и ругаться про себя.

«Это кончилось, черт возьми. Все прошло».

Когда он увидел тело, его желудок не вывернуло, как у мальчиков. Он и до этого видел трупы. Слишком много. В первое мгновение он испытал острый приступ ярости, из-за того, что один из них был здесь. В его городе. В его святилище.

Затем накатило отвращение и жалость. Кем бы не была эта куча мяса и костей, этот человек умер ужасно. Затем сожаление, что два маленьких мальчика, прогулявших школу жарким весенним утром, наткнулись на то, чего им не понять и не забыть никогда.

Он не понимал этого — после долгих лет службы, этих бессмысленных и мелких жестокостей, он не мог этого понять.

Осторожно, стараясь ничего не нарушить, он опустился на землю рядом с телом. Влажные листья налипли на голое тело. Оно лежало раскинувшись, сломанные руки и ноги под немыслимыми углами, лицом в грязь и мокрые листья.

Когда он осмотрел то, что осталось, его глаза сузились. Под синяками и кровью он обнаружил татуировку. Во рту пересохло. И он уже знал, перед тем, как осторожно поднять проломленную голову, до того как посмотреть на разбитое лицо. Поднявшись, он выругался над тем, что было Биффом Стоуки.

— Боже, Кэм. — Бад ощутил, как желчь подступает теплой волной к горлу, и подавил ее. — Боже мой. — Он уставился на тело у своих ног. Рукавом рубашки он обтер рот, пот выступил на лице и быстро побежал холодной струйкой от подмышек. — Боже. Боже, — сказал он безнадежно, затем отвернулся, и шатаясь, пошел тошнить в кусты.

Успокоившись, Кэм теперь стоял на месте, ожидая, пока Бад приведет себя в порядок. Откуда-то с другой стороны ручья дрозд начал выводить трели. Белки суетливо носились по кронам деревьев.

— Извини, — произнес Бад, проведя дрожавшей рукой по дрожавшему лицу. — Я просто не мог, я никогда не видел.

— Не за что извиняться. Теперь тебе лучше?

— Да. — Но Бад держал взгляд на несколько дюймов выше того, что лежало на покрытой листьями земле. — Ты думаешь, его сбила машина? Мне кажется, он попал под машину, а затем скатился сюда. Здесь всегда едут слишком быстро, на повороте. — Он снова промокнул рот. — Слишком быстро.

— Нет, я не думаю, что его сбила машина. Никогда не видел, чтобы машиной сломало почти все кости в теле. — Подумал Кэм вслух, сузив глаза. — Где следы от шин? Как, черт возьми, он сюда попал? Где его машина? Где, черт возьми, его одежда?

— Ну, я думаю… Я думаю, может быть, он опять нализался. Может быть, мы найдем его машину, и его одежду тоже, прямо на дороге. А он просто бродил, пьяный, а машину отогнал и… — Но даже говоря все это, он понимал, что это глупость. Глупость и слабость.

Кэм повернулся и поймал взгляд испуганных глаз Бада. — Я думаю, кто-то избил его до смерти.

— Но это убийство. Боже всемогущий, никого здесь не убивали. — В панике, голос Бада поднялся на октаву, затем сломался. — У нас не было убийств, в этой части округа с тех пор, как Т. Р. Льюис сошел с ума и застрелил шурина из своей крупнокалиберной винтовки. Черт, мне было тогда пять или шесть лет. Никогда не убивали людей в Эммитсборо.