– Здравствуй, Рахим! – громко поздоровалась Лидия Васильевна и улыбнулась приветливо.
– Драсти… – вздрогнул Рахим, глянул на нее странно. Наверное, очень удивился, что она ему улыбается. И что поздоровалась громко и весело.
– Ничего, Рахим, ничего! Подумаешь, снегу навалило! Знаешь, как у нас говорят? Глаза боятся, а руки делают! Понимаешь меня, Рахим?
– Да, понимай… Глаз боится, да… Очень глаз боится… Рука делает…
Она еще раз улыбнулась, потянула на себя дверь подъезда. Мотя проскочил первым, сел у дверей лифта в ожидании.
– Вот мы и дома почти, Моть… Сейчас я ключ достану… Ты сильно замерз, Моть? Греться будем или сразу в банк пойдем?
И опять Мотя посмотрел на нее с укором: как это сразу, интересно? А обедать? А полежать чуток на коврике в прихожей? Что ж это такое получается – весь режим прахом пошел? Да с какой это стати?
– Ладно, ладно, не сразу пойдем… – засмеялась Лидия Васильевна, заходя в кабину лифта. – Уговорил, Моть, уговорил…
В прихожей горел свет – забыла выключить, когда уходила утром. Разделась, прошла на кухню и почему-то огляделась, будто не узнавала своего жилья. Будто изменилось здесь все. Так бывало и раньше, когда они с Пашей из отпуска возвращались – входишь в квартиру и чувствуешь себя чужой… Но ведь сейчас-то – не из отпуска вернулась! Утром из дома ушла, а время только к пополудни подходит! Что могло измениться? Да ничего… А ощущение такое, будто полгода ее здесь не было…
На кухню прибежал Мотя, сунулся мордочкой в пустую чашку на полу, глянул на нее выразительно. Чего, мол, сидишь, задумалась? Я голодный…
– Сейчас, Мотя, сейчас. Я все вижу, все понимаю. Сейчас все будет, Моть… Потерпи маленько.
Надо было вставать, заниматься обычными делами, а она все сидела, разглядывая пространство вокруг. И даже пришла неожиданно смелая мысль: давно пора ремонт делать.
Да что это с ней такое, хотелось бы знать? Какой ремонт? Еще с утра ни о каком ремонте не помышляла! Даже близко в мыслях такого не было – ремонт…
В дверь позвонили, и Мотя бросился в прихожую, забыв о пустой чашке. Кто это может быть? Ах да, это же соседка, Нина Степановна… Потеряла ее, наверное. Привыкла уже, что она ей каждое утро молоко и кефир покупает, когда с Мотей гулять выходит…
Открыла дверь, успев надеть на лицо извинительную улыбку. Нина Степановна стояла, держась одной рукой за стену, другой сильно опираясь на палку, смотрела исподлобья.
– Слава богу, жива-здорова… – произнесла соседка с явной укоризной. – Я уж три раза к тебе выходила… Забыла про меня, что ль?
– Да нет, я не забыла, Нина Степановна… Просто очень рано из дому ушла, дела были. Вот только что вернулась… Я вам вечером молоко и кефир куплю, хорошо? Извините, Нина Степановна…
– Да ладно, чего извиняешься-то! Ты ведь мне не обязана! Просто сама приучила к этому баловству – кашу по утрам варить на свежем молочке… А если дела, так что ж… Это хорошо, когда дела есть.
– Зайдете, Нина Степановна? Что ж мы через дверь…
– Ну если только на минуточку… Я в комнату проходить не буду, в прихожей постою. И садиться тоже не буду, потом вставать трудно… А что у тебя за дела такие срочные появились, из-за которых надо утром из дома бежать, а? Если не секрет, конечно?