Лидия Васильевна быстро шла по занесенному снегом тротуару, вела свой обычный диалог с Мотей.
То есть монолог, конечно же. То есть сама с собой беседовала, надо признать. И когда у нее эта привычка образовалась – теперь и не вспомнить… Да и надо ли? Не до того ей сейчас, не до того… А когда мысли вслух проговариваешь, они более ясными кажутся. Звучат как руководство к действию.
– Ты знаешь, Мотя, что нам с тобой надо сделать? Надо денежные дела решить, вот что. Запасы-то наши неожиданно иссякли, сам понимаешь. И ты не думай, я вовсе не жалею, что они иссякли… Наоборот… Это я к тому, Мотя, что нам с тобой надо бы в банк сходить. Прямо сегодня. Прямо сейчас. Вот придем домой, я возьму паспорт, и отправимся в банк… Там, наверное, целая тьма процентов уже набежала! Я ж не хожу, не проверяю… А на мое имя, между прочим, три счета открыто…
Мотя трусил рядом, гордо отвернув от хозяйки голову, словно давал ей понять, что финансовые проблемы его никак не интересуют. На улице вон снег валит, это же так интересно, когда кругом кутерьма такая! Белая, пушистая! Некоторые снежинки прямо в пасть залетают! А хозяйка – странная такая… Вместо того чтобы снежинки ртом ловить, она идет, рассуждает о чем-то непонятном… Причем с таким энтузиазмом рассуждает! Не узнать ее прям…
– А только знаешь, Моть… Сомнения у меня есть относительно этих денег. То есть не относительно денег, а относительно помощи этой девочке… Как-то все это неправильно, Моть, ты не находишь? Нет, я с удовольствием ей помогать буду, это без вопросов, конечно! Да только правильно ли это, как думаешь? Я ведь вижу, как ей неловко у меня деньги брать… Да и мне было бы неловко на ее месте! И меня бы ужасно это угнетало! Девочка-то хорошая, правильная, понимаешь? Тут ведь как… Тут ведь в субъекте все дело, от которого деньги берешь… Или муж родной деньги в дом приносит, или чужой человек дает… Это ж ее угнетает, я вижу… Хоть и обстоятельства так сложились, что невозможно не принять помощь, а все равно – угнетает… Или я не права, Моть? Я рассуждаю со своей колокольни, да?
Мотя громко тявкнул – из приличия, чтобы отвязалась от него наконец со своими вопросами. Лидия Васильевна вздохнула, покачала головой:
– Да, ты прав, наверное… Я опять из мухи слона делаю. Ну помогла и помогла, подумаешь! Если могу, отчего ж не помочь? Мне в этой жизни ничего не нужно, и денег мне не жалко… Мне просто хочется, чтобы все это выглядело не так, будто я какая-то спасительница, добрая фея, мать Тереза! Я вообще за последние годы стала равнодушной, ты же знаешь. Душа ровная, никакая. Пусто внутри. Ничто не трогает. А тут вдруг прорвало – отчего, почему? Так хочется помочь этой несчастной девочке… Причем так помочь, чтобы еще и самолюбия ее не ущемить! А как это сделать, Моть? Как?
Во дворе дома тоже все было заметено снегом. Дворник Рахим стоял у подъезда, подняв голову, тихо шевелил губами. Наверное, пытался договориться с высшими силами, чтобы поубавили ему работы… Это ж сколько времени надо снег с тротуаров сгребать! А скоро народ после работы во двор пойдет да поедет, и все к нему с претензией…