— Я вижу, чего вы добиваетесь, и тронут вашими усилиями. Вы знаете, что мне страшно, что я не хочу выходить из дома и особенно покидать поселок. Вы понимаете, что это нездорово, и хотите помочь. Вам хватает ума не являться ко мне с требованием взять себя в руки. Вы осознаете, что я для этого слишком разбит. И выбрали другую, более разумную тактику. «Пожалуйста, Ибрагим, помогите!» — вот ваша тактика. «Ибрагим, вы мне нужны». Но вам, Джойс, вовсе не обязательно ехать сегодня в приют. Ваш Алан никуда не денется, я видел его фотографию. Кроме вас, его никто на свете не возьмет. Да и доехать до приюта вы можете без меня. Возьмите такси или попросите кого-то другого отвезти вас. У Гордона Плейфейра имеется идеально подходящий для перевозки собак «Лэнд-ровер». Ваши намерения самые добрые, и они очевидны. Однако выезжать из поселка я больше не собираюсь. Мне здесь спокойно.
Джойс кивает.
— Вы отлично разбираетесь в людях, Джойс, не подумайте, что я этого не заметил. Но я также вижу, чем вы занимаетесь: принуждением добротой. И прошу вас понять: у меня за спиной, вот в тех папках, — люди, которым я не сумел помочь, до которых не дотянулся, чьи проблемы не смог решить, как бы ни вертелся. Вам тоже нравится все улаживать, Джойс. Вы терпеть не можете беспорядка. И вот вы заходите ко мне, ласково улыбаетесь — я не сомневаюсь, что искренне, — и просите подвезти до центра спасения животных. Разве я могу устоять? Оглянуться не успеешь, как я уже сажусь за руль, выезжаю из поселка, оказываюсь в окружении бездомных, бродячих собак и, хотя я не слишком люблю собак — скорее наоборот, — начинаю чувствовать родство душ с потерянными и одинокими. Одинокие и потерянные ждут не дождутся Джойс, которая им поможет. Отменный план, а вы добрый, умный друг. Но, пожалуйста, постарайтесь меня услышать: ничего не выйдет. Меня слишком напугали. Иногда разумный человек должен признать свое поражение, а вы ведь согласитесь, что я человек разумный. Вон у меня сколько дипломов. Так что благодарю от всей души, но на этот раз, Джойс, вы столкнулись с проблемой, которую уладить не сумеете.
Ибрагим снова откидывается в кресле.
— Понятно, — кивает Джойс, перекидывая тряпку через плечо. — Только вот я хотела сказать, с вашего разрешения…
Сорок пять минут спустя Джойс замечает первый указатель на центр спасения животных, и Ибрагим съезжает с шоссе.
— Обожаю смотреть на лошадей в поле, — говорит Джойс. — Когда понимаешь, что они счастливы. Ради счастья мы и живем, согласитесь?
Ибрагим качает головой:
— Не могу согласиться. Тайна жизни — в смерти. Понимаете, все сводится к смерти.
— Ну, в последнее время похоже на то, — соглашается Джойс, — но, уж конечно, не всё? Это немного чересчур.
— По сути, так, — говорит Ибрагим. — Только смерть придает смысл нашему существованию, направляет нашу историю. Куда бы мы ни двигались, мы движемся к ней. Наши поступки определяются либо страхом перед ней, либо отказом с ней мириться. Мы можем год за годом приезжать сюда, однако ни кони, ни мы не помолодеем. Все идет к смерти.