– Повтори, – произнес Райан; взгляд холодный и нетерпеливый.

– Я захожу в дом викария…

– Ректора, – перебил ее Райан. – И что, ты прямо проходишь сквозь дверь?

– Я стучу в дверь, – сказала девушка, – и говорю викарию, что в общественном центре пожар.

– Почему он забеспокоится? – спросил Райан.

– Потому что это его центр, – ответила девушка, – и он беспокоится о людях.

– Откуда ты узнала о пожаре? – сказал Райан.

– Мне позвонила сестра, гулявшая с собакой по пляжу.

– В такую погоду?

– Холли выгуливает собаку в любую погоду. Мир будет рушиться, а она все равно пойдет выгуливать своего Черныша.

– А почему твоя сестра сама не позвонила в дом ректора?

– Она знает, что я живу рядом, а потом, моя сестра атеистка. Она не держит под рукой телефоны священников. И я живу рядом.

Райан, удовлетворенно кивнув, перегнулся и открыл ей дверь.

– Пит предложит отвезти викария, причем так, что тот не сможет отказаться. Не езжай с ними.

– Почему? – спросила девушка.

– Те, кто сядет в эту машину, не выберутся оттуда живыми.

Джо скучал по хрусту.

Любимая фишка дома ректора, когда он был мальчишкой: «хрусть, хрусть, хрусть» гравия под ногами, носок кроссовки проскребает линии и узоры. Мать терпеть не могла, когда он шаркал ногами по гравию, но не находила в себе сил ему запретить. Правда, сейчас не похрустеть – только беззвучно, невесомо идти за девушкой к входной двери. Он был призраком, существующим в своей реальности, но где-то внутри по-прежнему отказывался это принять, считал происходящее временным отклонением и верил, что, раскрыв свое убийство, каким-то образом вернется к существованию.

И все же чувствовалось, что дело идет к развязке. В расследованиях наступает такой момент; ты прорабатываешь все варианты, пока вариантов не остается, и расследование обретает собственную энергию и импульс, бросая тебя к правде. Не всегда желанной, но редко когда незаслуженной.

Кем бы Джо сейчас ни был – призраком, духовной фотокопией умершего человека, ни тем и ни другим, – он осознал, что все еще может чувствовать. Он едва не пожелал себе бесчувствия, когда вошел в прихожую – дверь открыла незнакомая ему женщина, помощница Райана уверенно прошла внутрь, – и на него обрушился ливень сожаления. Все пропущенные Рождества, дни рождения и телефонные разговоры с отцом рухнули на него, пропитывая одежду и просачиваясь в кости.

«Вот как это будет, – подумал Джо, крепко зажмурившись. – Если я не раскрою дело, пока память еще работает, все так и будет. Каждая секунда каждой минуты каждого дня вечности, утопленные в хороших временах, которые я не могу вспомнить, и ошибках, которые не могу забыть.

А у меня осталась только одна пластинка жвачки».

Он открыл глаза, разочарованный, что прихожая за это время никуда не делась. Задержавшись на мгновение, дал девушке исчезнуть в направлении гостиной. Ему хотелось – и требовалось – рассмотреть фотографии на стенах.

Вот свадебная фотография, отец и мать; возраст и тревоги смыты с них, улыбаются с любовью, которую считают непоколебимой.

Он сам в три года, желтые штаны и больше ничего, обхватывает отцовскую шею.