– Что ты делаешь?

– То, что нужно сделать, – сказала Грейс. – Звучит бодро, а?

– Звучит как маразм, – ответила Дейзи-Мэй, – потому что ты тут в жизни не останешься.

– Жижа стала отравленными руинами. Полбаллона на нее не хватит.

– Хватит, если мы будем шевелиться как следует, – сказала Дейзи-Мэй; слова, засоренные неуверенностью.

– Если «шевелиться как следует», запас будет расходоваться еще быстрее, – ответила Грейс, – и тебе это известно. – Она подтащила к себе баллон Дейзи-Мэй, отсоединила резиновый шланг на своем и подключила его к системе своей младшей спутницы. – Ты единственный шанс Загона. Я – нет.

– Если ты останешься здесь надолго, от тебя ничего не останется, – сказала Дейзи-Мэй, не делая попыток остановить перекачку кислорода.

– А если ты останешься здесь, от всего ничего не останется, – парировала Грейс. – Простейшее решение, которое когда-либо принимала любая из нас. – Она закрутила вентиль на баллоне Дейзи-Мэй, стрелка ушла в зеленую зону. – Давай надеяться, что не последнее.

Снова Жижа.

На этот раз Дейзи-Мэй была готова к этому опустошению, но от того ее задача не стала легче. Раньше, двигаясь здесь, ты словно плыл сквозь патоку. Теперь это походило на слалом в лабиринте розовых кустов. При каждом движении, на каждом дюйме ее хватали невидимые усики, цеплялись за одежду, оставляли свои проклятые следы.

Хуже всего была веревка, связывающая миры живых и мертвых; будто кто-то тайно начинил ее осколками стекла, в кровь режущими руки. «Я истекаю кровью, когда мертва, – подумала она; сзади тикал датчик быстро уходящего кислорода, метроном саундтрека последних дней. – Послежизнь имеет тебя во всех позах».

Она проталкивалась сквозь завалы тел; их количества были неисчислимы. Тела уже покрывали желтушные побеги, как у того лишенного, которого она застрелила, но в тысячу раз сильнее.

«Чудовища, вот мы кто. Мы с самого начала управляли концлагерем, и сказать “я же вам говорила” ни хера не изменит».

Ее качнула тошнота, из желудка поднялась желчь. Девушка наддала, понимая, что с маской, полной блевотины, не доберется до стены быстрее и что снять маску невозможно, если только она не хочет в несколько секунд получить полную дозу яда.

«Хотя я уже отравлена. При такой концентрации меня травит каждая минута, проведенная в Жиже. А вот временные повреждения или постоянные, будет видно».

Дейзи-Мэй рычала, подгоняя себя, проталкивалась к цели; она уже видела дверь, которая приведет ее в Загон. Но сквозь муть зелени и разложения пробивался страх того, что может встретить ее на другой стороне, и он рос с каждым рывком веревки.

Ей оставалось футов пятьдесят, когда она увидела девочку.

Ту самую, с которой она знакомила Джо, когда тот оказался в Загоне. Ту, которую она назвала чьей-то сестрой, дочерью, внучкой, ту, которой подарила цветок. Девочка парила в одиночестве, в стороне от массовой могилы других лишенных, связанная безумным переплетением зеленых плетей.

Дейзи-Мэй поняла, что у нее нет времени задержаться, она рискует заразиться сама, – но если она ничего не сделает, все усилия прорваться на ту сторону будут пустыми, никчемными.