Неподалёку от мастерской Никишки остановился, прислушался. По лицу пробежала жуткая усмешка.
— Да, никак, холоп лупатовский с дьяволом тешится?!
Им как-то сразу овладело шаловливое настроение. Сбив набекрень шапку, он широко растопырил руки, как будто ловил кого-то, на носках подошёл к избе, приоткрыл дверь.
— С сочевником, православный!
Никишка от неожиданности обронил секиру, в страхе попятился за станок. Гость поклонился в пояс, в глазах переливались весёлые огоньки.
— С сочевником, мил человек!
На шее взбухали багровые жилы. Незаметно для себя опричник снова рассвирепел.
— Пошто на поклон не поклонишься? Пёс! — И, заглядывая с ненавистью в вытянутое лицо, произнёс:— Работал?
— Крылья налаживал.
— В сочевник?
Никишка развёл руками.
— Царица наказывала.
Какая-то ещё неясная, неосознанная мысль завертелась в мозгу Малюты.
— А на крыльях и впрямь полетишь?
— И не токмо с поленницы, — со звонницы полечу!
Недоверчиво усмехнулся.
— Слыхом не слыхивал, чтоб человек на крыльях летал.
Умелец гордо выпрямился.
— А я полечу. Голову об заклад отдаю!
Несокрушимой верой прозвучал его голос.
Опричник суетливо задёргал головой, не мог выдержать на себе взгляда холопа.
— Воистину дивное диво.
Уселся на пеньке у станка, крепко задумался. Изредка, словно украдкой, косился на крылья, разложенные по земле, тёр пальцами лоб.
— Воистину дивное диво.
Счастливая мысль ярко загорелась в мозгу.
— Постой, умелец!
Весело приподнялся.
— Ей-пра, потехам потеха!
Стремглав побежал в опочивальню царя.
Иоанн, утомлённый всенощным бдением, отдыхал в кресле перед своею постелью. В стрельчатое оконце мутной жижицей просачивался рассвет. На постели, развалясь на подушках, нежился Федька Басманов. Он закинул руки за голову и полузакрыл глаза. Царь, любуясь, следил, как высоко и ровно вздымалась его грудь.
— Ты бы, дитятко, разулся.
Федька поджал капризно губы, потянулся сладко.
— Уж ладно, лежи.
Наклонился к ногам опричника, стянул сапог, поставил под кресло. Басманов подставил другую ногу.
— Ишь ты, охальник. — Царь, улыбаясь, поднялся с кресла, подошёл к столику. — Гостинца откушаешь?
Потряс виноградной кистью, глубоко и шумно вздохнул.
— Привезли ягоду из черкесских сторон.
Опричник не шевелился, приоткрыл немного рот, жеманно щурился. Грозный полуобернулся к нему, шагнул к постели.
— Откушай, птенец.
И положил ему в рот горсточку винограда.
Малюта шумно ворвался в сени, бросился к двери опочивальни. Два стрельца преградили ему путь. Он позеленел. Изо всех сил ударил одного в грудь. Стрелец отлетел в угол, больно ударился о божницу. С грохотом повалились на пол иконы.
Царь вздрогнул, схватил посох. Дверь чуть приоткрылась.
— Ма-лю-та?!
Сердце забилось в тяжёлом предчувствии.
— Аль напасть?
Опричник бросился на колени, припал губами к босой ноге, выдохнул залпом:
— Не добраться беде до великого князя и царя всея Руси. Не прыгнуть ей через плечи опричины. — И с торжествующей улыбкой добавил:— Скорбишь ты, царь, позабыл свой весёлый смех с той поры, как ищешь басурманам потеху...