Иоанн подал знак. В то же мгновение Никишка просунул голову в хомут.

Англичане недоверчиво улыбались за спиною царя, однако не спускали глаз со звонницы. Один из них перед самым полётом вдруг что-то резко сказал толмачу, остальные горячо поддержали его.

Переводчик подполз на коленях к царю.

   — Басурманы челом бьют.

Грозный вскипел.

   — Аль и сия потеха им не потеха?

Толмач съёжился, спрятал голову в плечи.

   — Челом бьют на потеху. Не можно им глазеть на смерть человечью.

Иоанн ничего не ответил, только ткнул больно посохом в плечо толмача, вызывающе повернулся к гостям, ещё раз резко махнул рукою.

Никишка обошёл площадку, приделанную к основанию креста, поглядел вниз, измерил глазами расстояние.

Царица вскочила с кресла. От предстоящей потехи лицо её рдело и сладко падало сердце.

Никишка медлил, проверял крылья. Келарь стал на перила, высоко поднял голову, крикнул нетерпеливо и зло:

   — Аль плетей дожидаешься?

Выдумщик гордо выпрямился, свысока оглядел притихшую внизу толпу, встал на перекладину креста.

   — Дер-жи-и-ись! — Могуче крикнул, расправил крылья. — Держись!

Подпрыгнул, повис на несколько мгновений в воздухе.

Дикий вой прорезал поле, ледяным ознобом скользнул по сердцу толпы. Люди в смятении заметались, охваченные паническим ужасом.

Высоко в воздухе, точно невиданная гигантская птица из сказки, с головой человека, порхал, плавно снижаясь, Никишка.

Первыми очнулись английские гости. Обгоняя друг друга, они бросились из шатра навстречу холопу.

Царь, сдвинув брови, зорко следил за полётом. Когда мимо него пробежали иностранцы, довольно подмигнул Малюте, облизнулся, важно заложил руки в бока.

   — Волил бы я увидеть такое в басурманской земле!

Никишка, сияющий, опустился на землю.

Толпа облегчённо вздохнула. Только один Калач скрежетал в бессильной злобе зубами.

Иоанн поднялся с кресла, выпрямил грудь.

   — Волил бы я увидеть такое в басурманской земле!

Лицо его расплылось в самодовольной усмешке.

   — Пускай, поганые, памятуют царя московского!

Вдруг по лицу его пробежала мрачная тень и испуганно забегали глаза. Он снял порывисто шапку, суетливо перекрестился, сел, уткнувшись подбородком в кулак.

Темрюковна недоумённо склонилась над ним.

Передёрнул нервно плечами, вытянул высохшие губы.

   — Не Божье то дело. — И, чувствуя уже, как злоба подкатывается к горлу, сверляще процедил ещё раз: — Не Божье.

Взмахнул посохом, глубоко вонзил его в помост, вскочил, трясущеюся рукою ткнул в воздух.

Малюта с двумя стрельцами бросился в толпу, схватил Никишку, приволок к ногам Иоанна.

   — Встань.

Холоп легко поднялся с колен, с сияющей улыбкой взглянул на царя, но тотчас же в ужасе отступил.

Блуждающим, помутневшим взором Грозный впился в лицо холопа.

   — На крест взгляни!

Вытянул шею, часто задёргался клин бороды, на почерневшем лице бухли, суетливо расползались багровые жилы.

   — На крест взгляни!

Сам повернулся к собору, ударил себя в грудь кулаком.

   — Человек не птица — крыльев не имат!

Исступлённо затопал, выкрикивал хрипло, бессмысленно, обдавая Никишку брызжущею слюной:

   — Не имат! Крыльев не имат! Не имат!