За сводом выла связанная Хаят, каталась по земле, оскаленными зубами рвала пойманный конец шарфа. Темрюковна по пути окликнула черкешенку, побежала, не останавливаясь.
ГЛАВА XIV
Малюта сидел у окна на широкой лавке, вполголоса беседовал с женою. Дважды уже приходила ведунья к его захворавшему сыну, но больной не поправлялся. Всё тельце было покрыто сыпью, а на щеке открылась гноящаяся язва.
Скуратов прислушался к неровному дыханию сына.
— Авось заснул.
На носках подошёл к зыбке, умильно сложил руки на груди, кивнул жене.
Стала рядом с мужем, превозмогая сон, упрямо таращила глаза, на измученном лице блуждала покорная улыбка.
— И впрямь заснул.
Тоненькая высохшая ручка потянулась к изуродованной щеке. Малюта страдальчески зажмурился, ткнул жену локтем в грудь. Женщина отвела тревожно ручонку сына. Больной проснулся, лицо собралось сморщенным, дряблым кулачком. Хрипло забулькало в горле, вырвалось придавленным птичьим писком. Отец забегал растерянно по комнате, набросился на жену.
— Сказывал, мало одной четверговой свечи. Чем щёчку-то замазывать будем?
Заломив пальцы, остановился перед зыбкой, беспомощно свесил голову.
— Юраша!
В голосе звучали отчаяние, тоска.
Нежно взял на руки сына, долго баюкал, притоптывал ногой. Не держалась детская головка на иссохшей шейке, беспомощно моталась в воздухе, билась о могучую отцовскую грудь.
— Марфа!
Съёжилась от оклика, уловила взгляд, вздрагивающими пальцами достала из-под рубахи длинную обвислую грудь, села на край лавки, взяла ребёнка.
Скуратов притих, восторженно следил за жадным чавканьем притихшего сына.
— Заснул?
Утвердительно кивнула.
— Так и лежи. Не ровен час — проснётся.
Таращила бессмысленно глаза, непослушная голова тяжело клонилась на плечо, тело сковывал неумолимый сон.
Скуратов устало потянулся, развалился на лавке.
— Скушно, Марфута.
— А ты засни... Сном всё... забуд...
Не договорила, рот передёрнулся в долгой судорожной зевоте.
Поднялся лениво, ткнулся лбом в промороженное оконце, перевёл взгляд на сына. Не выдержав, шагнул к нему, мягко провёл пальцами по реденьким русым волосам.
Спать не хотелось. Сел рядом с женой, тоскливо уставился перед собой.
— Скушно мне, Марфута.
Не ответила. Раскачиваясь с открытыми глазами и готовым для покорной улыбки ртом, спала.
— Обронишь дите.
Вскинула плечами, плотней прижала к груди ребёнка.
— Ты ляг с ним. Авось при корме не проснётся.
Поднялся с лавки, потянулся рукой к кафтану.
— Нешто по морозцу пройтись?
Пошёл к двери.
— Ты догляди за Юрашей, а я пойду попытаю маненько Никишку.
Вышел. На воздухе вздохнулось свободней, тоска исчезла, в глазах уже отражалось предстоящее удовольствие.
Хаят нащупала лицом крюк в стене; теряя последние силы, продела в него узел шарфа, дёрнулась всем телом. Шарф разодрался пополам, на крючке повисли клочья. Освобождённая бросилась к двери темницы. Обезумевший Никишка притаился за крыльями, страшно было пошевелиться, чтобы не задеть бившегося в судорогах опричника. Черкешенка отодвинула засов.
— Беги!
Холоп одним прыжком очутился в коридоре, не соображая, бежал по узкому проходу, больно бился головою о низкие своды. Вдали смутной полоской маячил полумрак.