— Вот вам Мурманск!
Маркевич не сразу отправился в свою каюту, где ожидал Уиллер. Постоял на ботдеке, еще раз оглядывая и судно, и горизонт, словно хотел убедиться, что ни там, ни тут не произошло никаких изменений, и с нахлынувшим удовлетворением подумал: «Кончилась их песенка, даже к городу прорваться не могут. Теперь мы поем. Отходную!..» Стало необыкновенно хорошо на душе, а минуту спустя и еще лучше, когда услышал внизу, на спардеке, голоса Егора Матвеевича и Иглина.
— Ты где пропадал? — торопливо спросил Закимовский, все еще сердясь на друга и радуясь за него.
— А что?
— Ничего! Принес?
— Нету, — Петр шумно вздохнул. — Понимаешь такое дело…
— Деньги утащили? — догадался Золотце.
— Ха! У меня? Маку! — и помолчав: — Я твою долю верну, Егор.
— Дурак! Или я о деньгах беспокоюсь? — И с неумелой ласковостью в голосе: — Тише, уломок, все кости переломишь! За тебя душа изболелась…
Оба умолкли, а Маркевич повернулся к двери каюты, где, очевидно, успел засидеться, заждаться гость. И все же услышал последнюю фразу Петра:
— Держи, Егор, как раз по Колькиному росту. Ты ему сам подари, ладно? — И виновато, смущенно: — Не умею я с пацанами возиться…
Ричард Уиллер сидел, развалившись в кресле, со скучающим видом рассматривая снимки в каком-то старом журнале, напечатанном на серой и грубой, военного времени, бумаге. Он не поднял голову, когда капитан вошел в каюту, а только спросил:
Все?
— Все, — Маркевич принялся мыть руки под умывальником. — Время играет на нас. Хотите услышать новость?
— Да?
— «Доблестные моряки военно-морского флота Соединенных Штатов и его королевского величества отбили ожесточенную воздушную атаку нацистов на советский морской порт Мурманск».
Причем, без единого выстрела! Это сводка из ваших завтрашних газет.
Уиллер с любопытством посмотрел на капитана.
— Какая муха вас укусила? И разве прилично угощать друга колкостями вместо глотка виски?
— Вы считаете меня своим другом?
— А вы?
— Иначе я не стал бы говорить вам такую, далеко не приятную правду.
— А я не стал бы вас слушать! — в тон ему подхватил Дик.
Они рассмеялись, обоюдно удовлетворенные этим признанием… Уиллер отшвырнул журнал на стол, поднялся, нетерпеливо спросил:
— В самом деле, Алекс, неужели у вас нет ни глотка?
Маркевич беспомощно развел руками:
— Увы… Мы пришли в порт только вчера на рассвете и еще не успели пополнить запас.
— Ничего, — Дик полез в задний карман брюк, вытащил плоскую флягу, поставил на стол. — Воспользуемся моим: я пришел в последний раз засвидетельствовать вам свое почтение. На рассвете мы, как видно, совсем уходим в Штаты, а оттуда бить японцев.
Это сообщение и особенно тон, каким оно было произнесено, затронули Алексея. Перед ним стоял немолодой, порядком истрепанный жизнью человек с утомленными добрыми глазами, в которых светилась сейчас столь несвойственная Ричарду Уиллеру грусть. Казалось, он хочет сказать что-то, но или не решается, или не может найти нужные слова. Не понимая, чем вызвано такое настроение американца, но стараясь мочь ему, развеять странную грусть Дика, Маркевич попытался обратить его слова в шутку: