Моторола несколько раз предложил поесть, я отказался. Он принёс мне высокий крепкий стакан, а себе кружку чаю.

– Весь подъезд знает, конечно же, что ты тут живёшь, – сказал.

– Ну да.

За день до моего прихода возле этого дома весь день бродила туда-сюда и разглядывала окна журналистка; её быстро вычислили ребята Моторолы, проверили документы.

Моторола ей в своей саркастической манере пригрозил: «Я ей говорю: я тебя сейчас люстрирую, как в Киеве».

И уже мне объяснил своё поведение:

– Ну, а что я могу сказать? Ещё дома меня не пасли.

Местные пьяницы и прочий нетрудовой околокриминальный элемент двор дома, где жил Моторола, а также соседние дворы оставили: после одного, максимум двух убедительных внушений.

– Двор – место для стариков и детей, – посмеивался Моторола.

Нисколько бы не удивился и не огорчился, если б Моторола жил в огромном коттедже, за огромным забором, и во дворе бы у него стоял танк.

В конце концов, один из главных «сепаратистских боевиков», если верить новостям украинских СМИ, столько всяких дел натворил, что должен был давно на свои отстроить себе дворец. Но нет, с тех пор, как Моторола оказался в Донецке, – снимал, у дончанина, за свои деньги. Трёхкомнатную квартирку с маленькими комнатками.

Совсем небольшая кухонька, вход в которую загорожен большим мягким пуфиком – чтоб годовалая дочка не проползла туда и не извлекла посуду из шкафов.

На кухне стоял небольшой аквариум.

– Одиннадцать рыбок, пять раков, три улитки, – показывал Моторола. – Недавно купил. Теперь смотрю на них.

Насыпал им корм, раки начинали суетиться, посекундно сшибая улитку, и бешено работать своими челюстями.

Мельчайший корм был едва различим, поэтому казалось, что раки работают челюстями попусту.

– Представление о том, что раки движутся только назад, оказалось не совсем справедливым, – смеялся Арсен: рачки действительно лезут вперёд.

В тот раз мы поговорили про его ранение: только близкие знали, что вследствие ранения на учениях он ослеп на один глаз, и это уже, скорей всего, было непоправимо.

К моему великому удивлению, Моторола на всю эту историю реагировал со своим неизменным юмором.

– Только одно волнует: если что, резерва нет, – глядя на меня единственным глазом, балагурил он.

Поначалу я даже не понял, о чём он, и переспросил. Он объяснил: если потеряю второй глаз, то всё; а вообще и с одним глазом вполне можно воевать.

Моторола неожиданно цветисто рассказал о своих ощущениях:

– Ты не представляешь, какие фантасмагорические процессы в голове происходят, когда смотришь на мир только одним глазом: сознание перестраивается и начинает само дорисовывать вторую, невидимую, половину действительности… очень интересно жить. Но иногда стрёмно: идёшь, и вдруг резко возникает ощущение, что перед тобой стоит столб. А столба нет.

Потом забавно рассказывал, как после очередной контузии утерял способность к чтению: слова рассыпа́лись, и чтобы понять их, приходилось пять раз перечитывать фразу – одно слово никак не лепилось к другому; но когда произошла ещё одна контузия, случился обратный процесс: всё стало на свои места.