– Надо же, как романтично, – восхитилась я.

– Отец умел радовать близких, – кивнул Алексей Николаевич. – Вот почему эта шкатулка для Бутровых бесценна. Но для остальных это безделица: повертят в руках и выбросят.

Бутров нежно погладил реликвию и поставил в ящик.

– У меня редко бывали гости, а уж после смерти Гали я и вовсе стал жить бирюком. Вы первая за долгое время, кто здесь пьет чай. И не слишком-то я люблю повествовать о том, что имею. Например, об этой шкатулке, кроме жены, меня, ну еще и Любы, теперь знаете вы. Больше никто. Очень вас прошу, не распространяйтесь о сути завещания. И, пожалуйста, сообщите Любе, что Надежда моя официальная наследница. Позвоните ей прямо сейчас, при мне.

Я не стала спрашивать, почему профессор сам не хочет общаться с коллегой и другом, взяла телефон и набрала сотовый Добровой. Мобильный оказался отключен.

– Не подходит? – огорчился Алексей Николаевич.

– Может, соединитесь с ней позднее? – предложила я. – Думаю, вам лучше лично сказать ей об оформлении завещания.

Профессор поднял руки:

– Нет, нет, она разгневается. Любочка очень щепетильный человек, начнет меня упрекать, негодовать. Она никогда не принимала от меня дорогие подарки, считала, что это не этично. Букет цветов, коробка шоколадных конфет, более ничего. Ее реакция на мое решение будет бурной. Поэтому, милая Татьяна, исполните роль миротворца-посредника. Кстати! Вспомнил! У Любы же сегодня библиотечный день, вот почему у нее выключен личный телефон.

Я обрадовалась возможности попрощаться.

– Ну, раз Любовь сейчас в читальном зале, то…

– Звоните ей домой, – распорядился археолог.

– Но вы же сказали про библиотечный день, – удивилась я.

Бутров улыбнулся:

– Это, по сути, лишний выходной. Любаша в это время занимается уборкой-стиркой. Хочу, чтобы она узнала: Надя после моей кончины, а ее ждать недолго, получит все. Я готов потратить на лечение девочки любые суммы. Но, предвидя излишне бурную реакцию Любы, хочу спрятаться за вашей спиной. Люба по характеру – фейерверк: взрывается, мечет искры, правда, скоро успокаивается.

Я покорилась и набрала другой номер.

– Слушаю, – ответил мужской голос.

– Иван Сергеевич? Позовите Любу, – попросила я.

– Кто ее спрашивает? – не узнал меня бизнесмен.

Я представилась:

– Татьяна Сергеева.

– Люба легла отдохнуть, – объяснил Иван. – У нее после нашей беседы голова разболелась. Если это срочно, могу ее разбудить.

– Думаю, особой необходимости в этом нет, – забормотала я. – Завтра побеседуем.

– Определенно что-то произошло, – занервничал Добров. – Я слышу в вашем тоне недосказанность.

Я попыталась прервать беседу:

– Все в порядке.

Но Иван Сергеевич вцепился в меня, словно клещ:

– Скажите, что случилось?

– Перезвоню через десять минут, – пообещала я и отсоединилась.

– Обязательно скажите Любе, – вновь завел Бутров.

Я кивнула.

Профессор внезапно поморщился. Я испугалась:

– Вам плохо?

– Сделайте одолжение, принесите из аптечки, она в ванной, баралгин, голова заболела, – попросил археолог.

Я поспешила исполнить его просьбу, слетала в санузел и, взяв пилюли, пошла назад. Смешно, Бутров чистит зубы пастой «Нокко» – той самой, что производит муж Любы. Профессор приносит прибыль Доброву, он покупает изделие его фирмы.