– Иначе что? – рявкнул археолог. – Напишете донос в партком? Миновали те времена, когда анонимщикам и клеветникам верили. Теперь дело решают цивилизованно, в суде. Желаете обвинить Любашу? Отнесите заявление в милицию. Если не готовы затевать процесс, заткнитесь и убирайтесь! Вон! Забудьте дорогу сюда, вам отказано от дома.

Алексей Николаевич сам не мог понять, отчего у него с языка слетело устаревшее выражение про отказ от дома, но его слова подействовали.

Эсфирь Мироновна поднялась и выплыла в коридор, дочь помчалась за ней…

Бутров внезапно прервал разговор, бросился к столу и схватил телефонную книжку. Он, похоже, не доверял электронным записям, по старинке заносил нужные номера в большую тетрадь.

– Вот он, – обрадовался профессор, – сейчас, секундочку. Павел Петрович, это Бутров. Пожалуйста, немедленно приходите ко мне для составления завещания. Ну да, наконец-то я решил, верно. Отлично!

Археолог повесил трубку.

– Сейчас заглянет нотариус, он тут неподалеку, в соседнем здании работает. Танечка, повремените с уходом, понадобится засвидетельствовать мою подпись.

Снявши голову, по волосам не плачут. Я поерзала в кресле, пытаясь устроиться поудобнее.

– Чай! – спохватился хозяин. – Простите великодушно! Хотите зеленый?

– Он мне напоминает раствор парфюмированного мыла, – брякнула я. – Лучше черный.

Алексей Николаевич подергал носом, но ничего не сказал и отправился куда-то в недра квартиры.

Долго ждать юриста не пришлось. Бумаги он составил быстро. Меньше чем за час девочка Надя превратилась в сказочно богатую наследницу. Завещание Бутрова можно сформулировать в двух словах: он все оставил дочери. Правда, о родственной связи археолог не упомянул. На листах с печатями было просто указано имя, фамилия и отчество малышки. Перечисление «движимого и недвижимого имущества», которое она получит в случае смерти Алексея Николаевича, составило внушительный список. Восьмикомнатная квартира на Тверской, коллекции предметов старины, мебель, в основном антикварная, собрание старопечатных книг, дача в Подмосковье, дом на Черном море, избушка на Волге, денежные вклады, все права на научные труды Бутрова и много чего еще, включая драгоценности его матери, которые после смерти Галины он хранил в банковской ячейке. Бутров не забыл даже про посуду: серебряные столовые приборы и сервиз чешского производства (единственная вещь, не имеющая сейчас ни малейшей ценности).

Четкость, с которой Алексей Николаевич перечислил все позиции, меня удивила. Наверное, на моем лице отразилась гамма чувств, потому что профессор вдруг сказал:

– Говорю, словно отрепетировал? Последнее время я все чаще думал о последней воле, составлял завещание на разный манер, размышлял, что и кому оставить, и понимал: передать память о предках некому! У меня много ценных вещей, но есть особенно дорогие, которые ничего не стоят. Непонятно?

Бутров открыл письменный стол и выложил из ящика небольшую коробочку.

– Работа мастеров Палеха. За эту безделицу много денег не выручить, хотя она сделана кем-то из старых мастеров. Но для семьи Бутровых – это реликвия. Когда родители вернулись из Великобритании в Россию, они первый свой отпуск провели в поездке по стране, побывали в Палехе, где отец тайком заказал эту коробочку. Мама не знала о планах мужа и была поражена, когда он ей спустя три месяца преподнес подарок. Видите, на крышке изображение ангела? У него лицо моей мамочки.