– Так и есть, – говорит Кел. – Кел Хупер. Рад знакомству. – Протягивает руку поверх калитки.

Почти вся настороженность сходит. Женщина делает шаг ему навстречу, вытирает руку о джинсы, коротко подает ее Келу.

– Шила Редди, – говорит.

– Ой, – отзывается Кел, обрадованно узнавая, – я уже слыхал это имя. Так-так… – Он прищелкивает пальцами. – Точно. Лена. Сестра Норин. Рассказывала мне о своей юности и упомянула вас.

Шила смотрит на него без любопытства, ждет, когда он объяснит, чего он хочет.

Кел улыбается.

– Лена сказала, что вы с ней когда-то были чумовые. Вылезали по ночам в окно и ловили попутки на дискотеку.

Это цепляет Шилу – достаточно, чтобы возник вялый тик улыбки. Одного зуба не хватает, рядом с передними.

– Давно дело было, – произносит она.

– И не говорите, – горестно подхватывает Кел. – Помню, бывало, когда шел тусоваться, успевал в полудюжине мест побывать и до рассвета дома не появлялся. А теперь три пива в “Шоне Оге” – и с меня ажиотажа хватит, считай, на неделю вперед.

Застенчиво улыбается ей. У Кела богатый опыт держаться безобидно. При его-то габаритах это требует усилий, особенно с одинокой женщиной. Впрочем, Шила вроде бы и не боится – уже не боится, поняв, кто он такой. Она не из робких. Опасалась она не его как мужчины, а того, какой властью он, вероятно, мог быть наделен.

– В те времена, – говорит он, – я б запросто пошел домой мокрым. А вот нынче кровоснабжение-то не лучшее, пока всю эту дорогу с горы протопаю, пальцы на ногах отнимутся. Можно у вас попросить бумажных полотенец, хоть промокнуть немножко, или ветошь какую-нибудь? Или, может, даже пару сухих носков, если найдутся лишние?

Шила вновь оглядывает его ногу и кивает.

– Что-нибудь найду, – говорит она, разворачивается и направляется к дому. Дети болтаются на игровом сооружении и наблюдают за Келом. Он улыбается им, дети в лицах не меняются.

Шила возвращается с рулоном бумажных полотенец и парой серых мужских носков.

– Вот, – говорит она, передавая все это за ворота.

– Миз Редди, – говорит Кел, – вы меня спасли. Я перед вами в большом долгу.

Она не улыбается. Наблюдает, сложив руки у пояса, как он устраивается на валуне возле ворот и снимает ботинок.

– Простите, что нога вот такая, – говорит он, смущенно улыбаясь. – Утром чистая была, не то что сейчас.

Дети подобрались поближе и хихикают.

Кел комкает полотенце, засовывает его в ботинок и дает воде впитаться, не спешит.

– Красивые здесь края, – говорит он, кивая на склон, вздымающийся за домом.

Шила бросает краткий взгляд за плечо и отводит глаза.

– Может, – говорит она.

– Хорошо тут растить детей. Чистый воздух, навалом места, есть где носиться, а много ль ребенку надо.

Шила пожимает плечами.

– Сам я рос деревенским мальчишкой, – поясняет Кел, – но долго прожил в городе. Мне здесь как в раю.

Шила говорит:

– Я б счастлива была никогда этого больше не видеть.

– Вот как? – произносит Кел, но она не отзывается.

Пробует ботинок – более-менее сухо, лучше вряд ли станет.

– Люблю я гулять по холмам, – говорит он. – Город сделал меня жирным и ленивым. Оказавшись здесь, возвращаюсь к полезным привычкам. Но еще б вернуться к привычке смотреть под ноги.