Трей смотрит на него так, словно Кел утратил рассудок.

– Тут не то что в те деньки, когда у меня бляха имелась, – поясняет Кел, – и можно было лезть к людям с любыми вопросами. Если предстоит ошиваться по округе и заговаривать о твоем брате, мне нужен повод.

Трей осмысляет.

– Он чинил проводку у нас в гостиной. Его ж нету, ну. Люди знают.

– Ага, но я-то могу и не знать, – говорит Кел. – Я пришлый, еще не сообразил, кто тут кто. Вот услышал я, что упомянули парня, который электричеством занимается, – откуда мне знать, где он есть и где его нету?

Впервые за весь день на лице Трея возникает улыбочка.

– Будете тупого из себя ломать, – догадывается он.

– Как считаешь, получится?

Улыбка делается шире.

– У вас – запросто.

– Умник тоже мне, – говорит Кел, но радуется, что удалось согнать с лица у малого хмарь. – А теперь вали давай. Пока мама твоя не заинтересовалась, куда ты делся.

– Она не.

– Значит, пока я не передумал.

Малой проворно слетает со стула, но попутно лыбится Келу, чтобы показать, что ему хоть бы хны. Принимает как должное, что Кел не отступится, раз дал слово. Келу это кажется одновременно и более трогательным, и более пугающим, чем он допускал.

– Можно я завтра приду? Узнаю, что выяснили.

– Есусе, малой, – говорит Кел. – Дай мне время. Давай ты не будешь ничего ожидать по крайней мере неделю или две. А может, и вообще.

– Ага, – говорит Трей. – Можно я все равно приду?

– Ага, валяй. У тебя свидание с бюро и зубной щеткой.

Трей кивает – одиночный решительный дёрг, дает понять, что отношение к этому серьезное.

– Приходи после обеда, – говорит Кел. – Мне утром надо по делам.

У малого ушки на макушке.

– Куда пойдете?

– Меньше знаешь – крепче спишь.

– Я хочу делать что-нибудь.

Он весь на взводе и искрит энергией, чуть ли не подпрыгивает на месте. Келу он таким нравится, но в то же время его от этой живости коробит. Уже почти не сомневается в том, что́ обнаружит. С Бренданом тут хрестоматийный побег, соответствует по всем пунктам: скучающий, не находящий себе места, не преуспевающий пацан с говенной домашней жизнью, без работы, без девушки или близких друзей, какие могли бы его укоренить, никаких карьерных планов, в краю, где не предлагается ни перспектив, ни развлечений. На другой же чаше весов вроде бы ничего: никакой серьезной уголовщины, никаких серьезных уголовников в друзьях, никаких психических расстройств – ничего. Кел допускает пятипроцентную вероятность несчастного случая, пятипроцентную – самоубийства, девяносто процентов – собрался и свалил. Ну, может, восемьдесят девять процентов, что собрался и свалил, а один процент – что-то другое.

– Лады, – говорит он. – Ты проверь, не пропало ли что из вещей брата. Вы в одной комнате с ним?

– Не. Он с Лиамом.

– А кто с кем еще?

– Я с Мэв. Аланна с мамкой.

И Шила ее не отселила. Оставила место Брендана за ним – даже полгода спустя. Это подсказывает Келу, что она сказала Трею правду: считает, что Брендан удрал и вернется. Вопрос лишь в том, просто ли это надежда или у Шилы есть причины так думать.

– Хм. Лиаму четыре, верно? – спрашивает Кел. – Он заметит, если ты полезешь разнюхивать. Подожди, пока не уйдет на улицу играть или еще как-то. Если не улучишь подходящее время, оставь до следующего дня.