Заглавие «Параллельно» («Parallèlement», 1889) передает двойственный характер поздних книг Верлена. Сборники «Любовь», «Счастье» («Bonheur», 1891), «Задушевные обедни»{50} («Liturgies intimes», 1892) составлены из благочестивых стихов в духе: «Пусть ты в муках изнемог, – / В них тебе предстанет – Бог!»{51} Первый, по оценке Брюсова, «отличается гораздо меньшим одушевлением, нежели “Мудрость”, и преобладанием риторики и богословия над поэзией». Во втором – «отвлеченные теологические размышления», «рассуждения на заданные темы, в которых гораздо меньше поэзии, чем поучений, заимствованных из чужих книг». В третьем «уже не чувствуется подлинного религиозного одушевления, большинство стихов кажутся надуманными. Верлен словно заставлял себя во что бы то ни стало писать и католические стихи рядом с “греховными”».
Благочестивого Верлена мы знаем. Каков был греховный Верлен? Таким он предстал читателю в «Параллельно» – «книге греха и самого возмутительного разврата»{52}, «разнузданно-сладострастном»{53} и «самом бодлеровском из [своих] сборников»{54}. Многие стихи книги написаны в бельгийской тюрьме «параллельно» с «Мудростью» и даже раньше. Сюда вошли «самые рискованные из стихотворений Верлена, если не считать тех его книг, которые были изданы лишь неофициально и образуют его “эротическую трилогию”{55}. Сапфическая любовь, любовь продажная, любовь в духе Платона – вот темы большинства стихотворений книги. <…> К сожалению, – добавил Брюсов, – некоторые мои переводы из этой книги не могли быть напечатаны ни в тексте, ни в примечаниях». В сонете «На террасе» терцеты заменены строками точек, скрывавшими следующее:
Малларме в письме автору назвал книгу «праздником радости, легкости и возвышенности»…
Доминирующей темой греховного Верлена стали не Сафо и Ганимед, но плотская любовь к женщине, переполняющая книги «Песни к ней»{57} («Chansons pour elle», 1891), «Оды в ее честь» («Odes en son honneur», 1893), «Элегии» («Élégies», 1893), «В преддверии рая» («Dans les limbes», 1894), «Плоть» («Chair», 1896). «Пропал бы я бессонной ночью, / Когда б не ты со мной воочью / Всем телом молодым была!»{58} Шенгели видел здесь лишь «грубые и безвкусные стихи; по сравнению с эротикой элегий Парни или “сказок” Лафонтена, они – надпись на заборе». Обломиевский обобщал философски: «Плоский и вульгарный материализм дополняется субъективистским и индивидуалистическим отношением поэта к миру. <…> Изображение возлюбленной ограничивается воспроизведением ее тела. Душа просто исчезает. <…> Человеческое вытесняется животным»[124].
По мнению Брюсова, упадок начался с «Песен к ней», хотя там «еще попадаются стихи милые, непретенциозно-веселые и сдобренные истинной иронией»: