Признание и слава пришли, но слишком поздно. В ноябре 1892 года Верлен читал лекции о французской литературе в Нидерландах (гонорар тут же исчез, и «подруги» обвинили друг друга в краже), в феврале – марте следующего года в Бельгии, в ноябре – декабре в Англии. Турне на другой берег Ла-Манша устроил восторженный и энергичный поклонник Артур Симонс, которого в апреле 1890 года представил мэтру Шарль Морис. «Что за джентльмен! – восхитился англичанин. – Я никогда не видел более простых и более прекрасных манер». В Лондоне Симонс поселил гостя у себя – Верлен поразил его памятью на топографию города, где не был столько лет, – и опекал не только самого поэта, но и его кошелек. Особенно после похода «бедного Лелиана» по кабакам Сохо, когда разом полученные письма от обеих «подруг» лишили его покоя[126]. 11 октября 1893 года Верлен выставил кандидатуру во Французскую академию на место Ипполита Тэна, что вызвало возмущение благонамеренных. Позже он взял самоотвод, заявив, что претендует лишь на «сорок первое кресло» Бальзака, Флобера и Бодлера – символическое название достойных, но не избранных (в Академии 40 мест). Зато на неформальных выборах «принца поэтов» в августе 1894 года после смерти Леконта де Лиля – некогда друга, затем врага – Верлен получил большинство, опередив Эредиа, Малларме и «всех-всех-всех». Молодой и уже знаменитый «принц юности» Морис Баррес организовал ему финансовую помощь. Министерство народного образования трижды выплачивало Верлену единовременное пособие по 500 франков. Наконец, город Нанси назвал его именем улицу!

Знал ли Верлен, что его читают и переводят в России? В начале 1890-х годов в журналах замелькали переложения Н. Новича (Николая Бахтина), Ольги Чюминой, Владимира Мазуркевича, но «русского Верлена» создали не они. «Именно Верлен, – отметил Всеволод Багно, – …для России стал средоточием нового литературного течения, его квинтэссенцией, полномочным его представителем, затмившим всех своих современников и последователей. Из всех французских поэтов символистского круга в России живым литературным явлением стал только Верлен. <…> Вне всякого сомнения, не только из всех символистов Франции самым близким Сологубу был Верлен, но именно Сологубу из всех русских символистов Верлен был наиболее близок. Сологуба могли и не называть “русским Верленом”, однако “сродство душ” обоих поэтов должно было привлечь внимание современников»[127].

Сологуб начал переводить стихи «бедного Лелиана» в сентябре 1892 года в Санкт-Петербурге, а не в 1889 году в глухой Вытегре, как ранее утверждалось с его слов, хотя впервые прочитал их там в 1891 году, в журнале «Лектюр» («La lecture»)[128]. Через несколько месяцев эстафету принял Брюсов в Москве. «Все утро переводил из Верлена (поэта-символиста)», – отметил он в дневнике 16 декабря 1892 года, пояснив в скобках новое для себя имя. Быстро сделав 12 стихотворений: «Сколько я их напереводил. Даже удивительно» (запись от 26 декабря), – он послал их в журнал «Новости иностранной литературы», который ими не заинтересовался. Между 14 и 16 октября 1893 года Брюсов решил обратиться к самому Верлену (сохранился черновик письма на русском языке) и известить «создателя новой поэзии» о том, что «написал драму, сюжет которой взят из Вашей жизни – насколько я мог угадать ее по Вашим творениям», то есть «Декадентов». Автор просил у мэтра позволения «вывести истинные имена, что несомненно должно производить гораздо большее впечатление», и спрашивал «имя той, которой посвящена» «Милая песенка»