×
Traktatov.net » Декаденты. Люди в пейзаже эпохи » Читать онлайн
Страница 205 из 211 Настройки
   Что ты ли, я, дурак ли, плут,
   Всего лишь инструменты тут
Каких-то злых вселенских сил.
Пусть ярость без границ кипит —
   В вино влей диких маков сны:
   Мы святы лишь когда пьяны,
И лишь в безумье память спит!

Сборник открывался велеречивым заявлением: «Современная Муза находится в том же положении, что и женщина: она должна освободиться от сентиментальности, не превратившись в очкастую и бесчувственную старую деву. Она должна стать интеллектуальнее, не жертвуя чувственностью». Автор откровенно дразнил читателя: «Бруклинский мост представляется мне гораздо более великолепным достижением, чем самый прекрасный сонет{173}. Если бы я не был Виреком, то с радостью был бы Эдисоном. Порой я думаю, что лучше воздвиг бы небоскреб, чем написал “Королеву Лилит”. Дух Америки въелся в мое сердце. Уолл-стрит интереснее для меня, чем Парнас». Несмотря на восторги в адрес Пирпонта Моргана как эпического героя современности, автор остался на Парнасе, сделав еще одно дерзкое заявление: «Америка заставляет поэтов бросать поэзию или покидать страну. Генри Джеймс предпочел изгнание, Морган направил силу воображения в мир финансов. [Теодор] Рузвельт – самая поэтичная личность современного мира – обратился к политике».

Много стихотворений Вирек посвятил собратьям по искусству и кумирам – Вийону, Шекспиру, Гейне и Уайльду:

Там, где могилы и венки,
На кладбище Монмартр,
Где гениев Париж к груди
Отцовской прижимал,
Бесплотный призрак Гейне тень
Уайльда повстречал.
Суровый ветер был жесток,
Ярки луны лучи;
Уайльду призрак Гейне рёк:
«О, друг мой, не молчи!
Неужто выгнал склизкий червь
Тебя блуждать в ночи?
Или насмешками свербят
Дурак и Фарисей,
С тех пор как в Англии тебя
Раздели до костей,
Сорвали розовый венок,
Распяли на кресте?»
Уайльда тень ему в ответ
Под крики птиц ночных:
«О сладкогласый бард, привет!
(Хоть я твоей страны
Сынов при жизни не любил,
Но смерть меняет их.)
На Пер-Лашез моя глава
В могиле мертвеца,
И стены склепа сохранят
От хама и глупца,
Лишь от Психологов меня
Спаси – молю Отца!
Хоть в саван завернусь плотней,
От них покоя нет,
Когда вскрывают душу мне
Ланцет и аргумент,
Ведь у Шекспира я узнал
Любви его секрет…
Крафт-Эббинг с присными его
Пусть поумерят пыл.
Меня достаточным Господь,
Как розу, сотворил;
Моей поэзии плодом
Ему я буду мил.
В Его руках и Жизнь, и Смерть —
И стебель, и цветок…»
Стал голос золотой слабеть
(Червя тяжел оброк).
Выл ветер кладбища Монмартр —
Уныл и одинок.

Сборник упрочил декадентскую репутацию Вирека. По поводу одного из самых вызывающих стихотворений под названием «Песня фаллоса» молодой богемный литератор Джон Рид – тот самый, будущий автор «Десяти дней, которые потрясли мир», – острил:

Склонись в смиренье человек —
Вот Джордж Силь-вес-тер Ви-е-рек,
Что пел континентальный стих нам в ухо
Про Фаллос, про Могилу и про Брюхо,
Да так, что колебаться стала вера
Оскара Уайльда и мсье Бо-де-лера,
Когда пел Вирек, вызывая жалость
Про Брюхо, про Могилу и про Фаллос.

Более совершенная в литературном отношении, чем «Ниневия», книга была принята намного прохладнее. Не заметить книгу известного и заботливо поддерживавшего свою известность автора было нельзя, но молчание мэтров оказалось хуже прямого порицания. Риди в статье «Лебединая песня Сильвестра Вирека» резко отозвался о ней с точки зрения как содержания, так и формы: «Его стихи страдают от того, что уже были написаны ранее, – прежде всего Суинбёрном, Уайльдом и Россетти». Ле Гальенн саркастически заметил, что Вирек «увы, родился слишком поздно. За последние двадцать лет буржуазию так часто “эпатировали”, она настолько объелась ужасов и привыкла к “странным грехам” порочных римских императоров, что ей смертельно надоели Содом и Гоморра, Лесбос и Саломея». Поэт и критик Уильям Брэйсуэйт осудил сборник за «неприличие»: «Предупреждаю мятежных юнцов, не испытывающих почтения ни к жизни, ни к традициям поэтического искусства. Тратить зазря способности, которые могли бы сослужить добрую службу литературе и жизни, – аморально».