– Останови карету,– крикнула Агнес, голосом твёрдым и даже гневным, испытывая юношу. Хотел видеть как быстро он будет её приказы выполнять. Ещё хотела знать, испугается ли он, а может, вздрогнет, может обозлится или досаду выкажет? Всё это было важно. Зорко следила девушка за тем, как люди слушают её, всегда в лица глядела пристально, мельчайшие изменения замечая.

И уже из этого решала, как ей продолжать разговор. Поэтому служанку не просила, сама кричала.

Юноша глянул на неё сверху и потянул вожжи. Нелегко ему было первый раз управлять каретой из четырёх коней, он заметно устал, был хмур. Не в радость ему пришлось задание это. Карета встала.

– Дверь отвори!– Рыкнула на него Агнес, глаз не отрывая от юноши.

– К чему вам?– Нехотя спросил он.– Зачем встали тут, вон дичь вокруг какая. Ехать нужно. Не случилось бы чего.

– Отвари, говорю!– Повысила голос Агнес, всё следя за ним.

Если не слезет сразу, а начнёт оговариваться, значит, не просто с ним будет.

– Да к чему вам?– И не думает он слезать с козел.

Косится на неё с неприязнью. Сидит арапником играет. Хотя, длинный хлыст намного удобнее. Думает, что с арапником он смелым выглядит.

Агнес злится про себя: Плохо, артачится, подлец, за госпожу её не чтит. Но она уже знает, как давить! Теперь ей нужно ему в глаза заглянуть. Смутить его нужно. А лучше и испугать. Она знает, как это сделать.

Никто её этому не учил. И не в книгах она это прочла. И ничего не придумывает, она просто знает. Не нужно ей придумывать. Все эти знания вытекают из её женской натуры. Прямо из сердца.

– По нужде надобно мне,– кричит Агнес со злостью, – этого ты, дурак, услышать хотел?

Он соскакивает уже расторопно, отворяет ей дверь, и откидывает ступени, чтобы сошла она.

– Руку подай,– грубо требует Агнес.

Он подаёт ей руку, нехотя. Она пытается ему в глаза заглянуть, а он голову опустил, отворачивается. Подлец.

Агнес пошла к обочине, к кустам, взбесилась и крикнула:

– За мной ступай, боюсь одна идти.

– Не пойду я,– говорит Максимилиан нагло с вызовом,– пусть служанка ваша идёт.

Наглость эта ещё больше её злит.

А Максимилиан ещё служанкой её распоряжаться вздумал, говорит Уте:

– Иди с госпожою, чего расселась?

Но та без слова госпожи дышать не станет, сидит сидмя. Глаза от страха круглые не знает, что делать.

– Иди же, со мной,– кричит Агнес и не служанке, а ему,– вдруг в кустах звери дикие.

– Да не тебе их бояться, а им тебя,– не громко говорит Максимилиан, вздыхает, но идёт следом за девицей.

А та первый раз улыбнулась незаметно. Всё же пошёл он, хоть и не хотел. Заставила.

Не пошла далеко, юбки подобрала, села прямо у дороги, за кустом. Вовсе не стесняясь молодого человека. И смотрит на него исподтишка, в надежде взгляд его поймать. Ох, как ей хотелось, чтобы он взглянул. Уж она бы нашла, что ему сказать тогда. А он нет, отвернулся, таращится вдоль дороги.

Как всё сделала, встала, платье оправила и идёт к карете, юноша рядом пошёл, и как стал он совсем близко, так Агнес, быстро, его левой рукой за шею обвивает, так, что не вырваться ему, притягивает его, что есть силы к себе, и губами своими в его губы впивается. Да только в первый миг целует и тут же кусать ему губы начинает. Да не стесняется: больно кусает, грызёт. Сначала опешил он, растерялся и не противился ей. Но потом, как больно ему стало, стал её отпихивать. А ей всё так это нравится, что она словно звереет. Ещё сильнее кусать хочет. Он голову свою от неё оторвал, отворачивается. Больше губ своих не даёт, а она одной рукой шею всё его ещё держит, а второй, от злости, что не уступает он, что не даёт своих губ больше, за чресла его схватила. Так быстро нашла, как будто сто раз до этого хватала мужчин. И сжала пальцы сильно, со злостью, с улыбкой дикой. Тут он вскрикнул, и если сдерживался раньше, тот тут уже не сдержался, пихнул её в грудь сильно, едва наземь не свалил. И как заорёт на неё: