– Ополоумела?

А сам уже стоит настороже, опасается её, она по глазам его видит, что боится.

И от этого ей так хорошо вдруг стало, так весело на душе, что засмеялась она, и говорит:

– Чего же ты как девица, это не я тебя, а ты меня лапать должен.

– Не должен я ничего, – говорит он с опаской, которая так веселит сердце её.– Садитесь в карету.

– Так руку мне дай,– говорит она,– помоги подняться.

А он стоит, смотрит на нее, и приблизиться к ней не решается.

– Да не бойся ты,– смеётся Агнес.– Иди сюда, не трону я тебя, девицу нежную.

– Не боюсь я, – говори Максимилиан.– И не девица я.

А сам подходит с опаской, руку подаёт издалека.

Девушка на руку почти не опирается, пальцы пальцев едва касаются, и когда она уже поднялась в карету, а он готов был уже ступени поднять, и забылся. Агнес вдруг наклонилась, и что есть силы, ногтями впивается ему в щёки, раздирая их до крови. И шипит по кошачьи, слова тянет сквозь зубы:

– Вот тебе, поскудник, будешь знать, как противиться мне.

Он остановился на дороге, и стоит, щёки разодраны, губы изгрызены, руки липки от крови. И в глазах его страх. А Агнес, усаживается поудобней в подушки, видит всё это, и сердце её поёт от радости. Она улыбается, говорит ему, как ни в чём не бывало:

– Так, поехали уже, до города ещё не близко, а дело к вечеру пошло.

Он вытер кровь с лица пятернёй. Огляделся, эх, сбежать бы, да нельзя, господин задание дал. Никак нельзя. Он подошёл, закрыл дверцу кареты, стараясь не смотреть на девицу. Потом забрался на козлы, куда ж деваться, присвистнул и встряхнул вожжи:

– Но, ленивые.

Агнес улыбалась. Она вдруг подумала, что раньше она мало улыбалась.

Да, до того как она встретила господина улыбаться ей было не от чего. А теперь она улыбалась, и даже смеялась часто. Раньше она и подумать не могла, что будет в карете ездить, и носить бархатные платья. Размышляя об этом, она погладила подол своего платья: как приятно руке от бархата. Потрогала батистовую рубашку, кружева на манжетах, и гребень в волосах черепаший, высокий, и шарф шёлковый, что гребень накрывает. Всё у неё ладно, всё красиво. Так чего же ей было не улыбаться. А то, что Максимилиан артачится, так это дело времени. Он никуда от неё не денется. Будет, будет ей ноги целовать. А вот господин… Господин, другое дело, с ним не просто придётся… Задумалась она, замечталась.

Ута сидела напротив, не шевелясь и не смотря на хозяйку. Она боялась смотреть на неё лишний раз. Не возможно было знать, что замышляет её хозяйка, когда так страшно улыбается.

Ветер встречный быстро высушил царапины на лице Максимилиана. На молодых раны заживают быстро. Так же быстро, как он гнал карету на север. Хотел юноша побыстрее сделать дело, довести эту полоумную девку до Малена. Там и расстаться с нею.

Поэтому гнал лошадей, хотя и не умел, как следует управлять ими.

На то специальная сноровка нужна. Но Бог к нему был милостив, вскоре показались стены и башни города.

Немного ошибся он, взял на развилке левее, оттого не к южным воротам выехал, а сделал небольшой крюк и поехал к западным.

А вдоль западной дороги стояли виселицы. Там разбойников, беглых мужиков и конокрадов вешали. Ну не в город же их тащить, в самом деле.