— Видишь ли, детка, — начал Калашников, когда они уселись вокруг журнального столика в гостиной и Катя принесла кофе, — поскольку я знаю тебя с пеленок, мы будем говорить прямо и называть вещи своими именами. Ты человек непрактичный. Ты талантливая танцовщица, чудесная, умная девочка, но во всем, что касается таких приземленных материй, как бизнес, деньги, ты полный профан. Тот неимоверный груз, который свалился на тебя в связи с нашим общем горем, тебе, детка, не по плечу. Я имею в виду казино, то есть те пятнадцать процентов из контрольного пакета акций, которые ты наследуешь по закону.

Катя слушала молча, не перебивая. Маргошу, казалось, совершенно не интересовал разговор. Она встала, со скучающим видом подошла к книжным полкам, провела пальчиком по корешкам, потом присела на корточки и стала просматривать коробки с видеокассетами, которые стояли в самом низу, в несколько рядов.

— Так вот, — продолжал Константин Иванович, отхлебывая кофе мелкими глотками, — пятнадцать процентов — это и много, и мало. Много в смысле ответственности и головной боли, мало в смысле дохода. Доход казино — вещь непостоянная. Денег, которые тебе даст долевое участие в прибыли, едва ли хватит на то, чтобы содержать театр. Театр классического балета — удовольствие не из дешевых. Ты понимаешь, о, чем я говорю?

Катя молча кивнула.

— При прежнем соотношении сил казино имело конкретного хозяина. А теперь, если пятнадцать процентов из шестидесяти, принадлежавших Глебу, окажутся у тебя, то получится ерунда. Доход упадет. Некому будет взять дело в свои руки. Я слишком занят, чтобы взвалить на себя все. Я готов это сделать, но только в том случае, если мне и принадлежать будет все. Не хочу утомлять тебя подробностями, перейду к главному. Надежда Петровна свои двадцать процентов отдает мне. Будет разумно с твоей стороны поступить так же. А если уж я возьму на себя казино, то за театр ты можешь не волноваться. Я ведь не какой-нибудь тупица — «новый русский», я тоже, на минуточку, артист и понимаю, что такое театр. И если мы с тобой договоримся, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты и твои ребята не остались на улице. Ну, что ты молчишь, детка? О чем ты думаешь?

— Константин Иванович, а почему вы говорите о моих пятнадцати процентах? — спросила Катя со спокойной улыбкой. — Глебу принадлежало шестьдесят. Я, конечно, человек непрактичный, однако знаю, что шестьдесят на три будет двадцать.

— Потому, деточка, — стал терпеливо объяснять Калашников, — что при разделе имеется в виду все имущество, выраженное в денежных единицах. То есть, речь идет еще и о квартире, доме на Крите, двух машинах, гараже, банковских вкладах. А это на сегодняшний день как раз и составляет в денежном выражении те пять процентов, которые автоматически вычитаются из твоей доли в контрольном пакете акций. Иными словами, ты, конечно, можешь претендовать на двадцать, но в таком случае нам придется делить квартиру, машины, дом, и мы запутаемся. Мы же свои люди, ну зачем нам эти сложности? Ты ведь ничего не теряешь, наоборот. Зачем тебе лишняя головная боль? Да и с моральной точки зрения. Детей у вас нет, ты молодая женщина, выйдешь замуж, и все, что нажито таким трудом, и заметь, не твоим трудом, достанется чужому человеку. Или ты не согласна?