— Но кто мог приехать? Никто не мог за мной приехать, — кричит Алиса. — Никто не знает, что я здесь!

— Твой папочка! Собирайся, скорее, он умирает от нетерпения. И твоя мамочка умирает от нетерпения. Вся твоя семья умирает от нетерпения.

Алик Борисович оборачивается к Марии Павловне и другим, начальственным, таким несвойственным Алику Борисовичу голосом говорит:

— Подготовьте вещи и документы. Пациент выписан.

— Ну как же так, Александр Борисович! — удивляется Мария Павловна — Прямо сейчас, на ночь глядя? Я возражаю.

— Не возражать! — кричит Александр Борисович. — Вы лишаете ребёнка родительской ласки.

— Завтра утром, — твёрдо говорит Мария Павловна. — Согласно правилам. С разрешения зав. отделением.

— Вы что, меня не знаете?

— Я отлично знаю, Александр Борисович, что на вас это не похоже. Я знаю, кстати, что вы уже час как сменились с дежурства и пошли домой, якобы писать диссертацию.

— А ну, пошла отсюда! Сколько надо приказывать! Ты уволена, мымра!

— Вот это не выйдет, — спокойно отвечает Мария Павловна. — Врачей–то вон сколько, а хорошую сестру попробуйте, поищите.

Александр Борисович не слушает. Он выталкивает в коридор Марию Павловну, а сам втаскивает из коридора толстяка в длинном плаще, шляпе и чёрных очках.

— Идите, папаша, — говорит он. — Ваша дочка ждёт вас с нетерпением.

Алиса насторожилась, отступает к окну.

— Где моя дочка, где моё сокровище? — толстяк топчется посреди палаты, переводя взгляд с Алисы на Юльку и обратно. Потом вспоминает и спешит к Алисе:

— Вот моя девочка, вот моё сокровище! Идём домой, в семью!

— Нет! — кричит Алиса. — Не смейте ко мне подходить!

Она вскакивает на кровать и отступает от толстяка.

— Вы не мой отец!

— Стойте! — вмешивается Юлька. — А то я сейчас буду кричать, а вы даже не представляете, как я умею кричать.

— Погоди, погоди, — вмешивается Алик Борисович. — У вашей дочки была травма, сотрясение мозга, в документах написано, я сам глядел. Она всё позабыла. И папочку своего позабыла. Сейчас мы вместе вспомним папочку и поедем домой. А ты, Юля, не кричи, зачем кричать? В соседних палатах спят больные дети, зачем их будить?

— Алиса, неужели ты так больна, что забыла дорогого папочку? — вопит толстяк.

— Ты забыла, как я качал тебя на этих руках. (Он протягивает вперёд руки.) Ты забыла, как мы славно веселились с тобой на бете Сириуса?

При последних [словах] Алик Борисович дёргает толстяка за рукав, и тот спохватывается:

— Прошу прощенья, — говорит он. — Забылся.

— Погодите, — кричит Юлька, увидев, что толстяк надвигается на Алису. — Может, ошибка. Надо доказать, что он ей отец. Покажите ваш документ.

— Есть у меня документы! — толстяк достал из брюк стопку бумажек и стал махать перед носом Юльки, иекоторые бумажки посыпались на пол, но никто не обратил внимания.

— Девочка, а ты не вмешивайся, — говорит Алик Борисович. — Мы ещё разберёмся, как ты сюда попала. Алиса, не теряй времени, вставай и пошли. Нам некогда.

Алисе удалось увильнуть от рук толстяка, и тот ткнулся в стену.

— Скорее, идиот! — крикнул Алик Борисович. — Сейчас все проснутся.