— Что? — спрашивает Алиса.

— У меня ногти безобразные. И никакой причёски!

— Ну и что?

— А то, что меня один человек в кино пригласил. На девятнадцать тридцать. И что он во мне нашёл?

— Алик Борисович? — спрашивает Алнса.

— А как ты догадалась?

— Потому что он спешил диссертацию писать.

Шурочка смеётся.

— Так он ушёл? Что же я с вами разговариваю?

Она убегает.

— Какой фильм? — спрашивает вслед Юлька, но Шурочки уже и след простыл.

И вдруг, когда девочки уже хохочут, вспоминая о разговоре, в дверь всовывается голова Шурочки.

— Не знаю, — говорит она. — Не всё ли равно?

— Странный человек, — говорит Юлька. — Я бы ни за что не пошла на неизвестную картину. А вдруг [я] её уже смотрела.

— По–моему, — отвечает Алиса, — ты никогда ещё не была влюблена.

— А ты?

— А я забыла.

И Алиса это отвечает так, что ясно — она что–то таит.

В комнате Коли.

Фима с тарелкой. На ней котлеты и булка.

— А что, у тебя молока нету, что ли?

— Слушай, Фимка, ты когда–нибудь лопнешь.

— Ничего ты не понимаешь. У меня объём тела больше твоего. Мне его поддерживать приходится.

Коля выходит в коридор, открывает холодильник, достаёт молоко. Фима бредёт за ним:

— Ты рассказывай, я внимательно слушаю.

— Я всё рассказал, — говорит Коля. — Выскочил я из машины времени — и в магазин.

— В магазин?

— Конечно, кефиру же надо было купить.

— И ты в такой момент мог думать о кефире?

— Я всё время думал о кефире. Даже на космодроме, — говорит Коля.

Фима берёт стакан молока. Пьёт.

— А дальше что?

— А дальше всё. Теперь не знаю, что мне делать.

— Уйди в подполье, — говорит Фима.

— Почему?

— Ты что, не понимаешь, какой ты преступник? Забрался в будущее, набедокурил, уничтожил робота…

— Это не я. Это космические пираты.

— Оставайся на почве фактов, — говорит Фима. — Кто поверит в космических пиратов? Я тебе друг, и поэтому я стараюсь тебе верить. Хоть это и нелегко. Твои пираты давным–давно уже улетели к себе на Альдебаран. Вообще их никто не видел. А ты украл этот самый… миелофон. Кстати, ты мне его так и не показал.

— Я его спрягал.

Коля лезет под стол, выдвигает ящик с мальчишечьим барахлом. Там деревяшки, железки, остатки детского конструктора, детали приёмника, несколько солдатиков — и в этой груде лежит завёрнутый в газету миелофон.

Фима тянет к нему руку.

— Вытри руки, — говорит Коля.

— Они у меня чистые, — но всё же Фима вытирает руки о брюки. Берёт миелофон, крутит в руках. — А как работает, знаешь?

— Нет. В принципе, читает чужие мысли. Это я понял.

— Ну, это каждому понятно, — говорит Фима.

— Тогда давай его сюда.

Фима с сожалением расстаётся с прибором.

— Прячь, — говорит он. — А ещё лучше — сожги.

— Ты что? — Коля возвращает мислофон на место.

— Интересно, какая статья тебе положена по будущему уголовному кодексу. Ты там следов не оставил? — Фима идёт за Колей.

— Каких ещё следов?

— Ну, адрес свой, может, с кем познакомился?

— Я всем говорил, что я из Конотопа.

— Правильно. А ля гер ком а ля гер. То есть, в бою как в бою.

Пауза, в ходе которой Фима подходит к холодильнику, наливает ещё молока и берёт оттуда кусок сыру.

— Я думаю, — говорит Коля, — что мне придётся ещё разок слетать в будущее.