Сделав шаг, Илья решил, что дальше все будет проще, и, высунув язык, слизнул набежавшие к губам капельки пота. На языке стало солено и невкусно. Лунин поморщился, думая о том, что свой последний завтрак, завтрак приговоренного, он мог получить в доме покойного Фильченко, но ограничился лишь двумя чашками кофе и умирать теперь придется натощак.

Следующая мысль была логичным продолжением предыдущей. Как же так, неужели ничего больше не будет? Ни горячего утреннего кофе, ни вечерней тарелки с обильно политыми кетчупом пельменями? Не будет ежедневных прогулок и разговоров с Рокси? В конце концов, не будет надежды позвонить однажды вечером по одному из хранящихся в закладках «Избранное» номеров и пригласить… Ничего этого не будет? Или же, наоборот, все останется? По утрам будет закипать в турке кофе, вечером плавать в кастрюле пельмени, Рокси, как и всегда, с радостным лаем будет выбегать на прогулку, а по номеру, который он так и не удосужился выучить наизусть, непременно кто-нибудь позвонит. Кто-то, чьему звонку будут рады, может быть, даже очень. Кто-то, но только не Лунин. Потому что самого Лунина как раз и не будет.

Почувствовав, что очень устал, Илья закрыл глаза и остановился, не дойдя одного шага до лежащей на полу лавки.

— Ну же, mon cher, — человек с пистолетом явно начал терять терпение, — представление затягивается. Умирать надо более жизнерадостно.

Поднимите мне веки, мог бы сказать в ответ силящийся и не находящий в себе сил открыть глаза Лунин. Но сил сказать что-либо у него тоже не было. Было лишь огромное, гораздо больше его подросшего за последние месяцы живота, гораздо больше всех животов мира, желание жить. А еще была глупая, неизвестно откуда взявшаяся в голове мысль, что диетологи и всякие прочие, ежедневно выступающие по телевизору специалисты по питанию, бессовестно лгут, утверждая, что кофе обезвоживает организм. Чушь собачья! Кошачья! Соловьиная! За весь день он выпил только две чашки кофе, другой жидкости в организм не поступало, а значит, там внутри уже все давно должно было пересохнуть, словно в пустыне Намиб, где дождь выпадает раз в несколько лет. Так ведь нет же! Обе чашки в целости и сохранности просочились по телу сверху вниз и теперь буквально рвутся наружу, причем с такой силой, будто их стало уже не две, а четыре как минимум. Тогда, быть может, диетологи не так уж и врут. Может, в этом как раз обезвоживание и заключается? Выпил один объем, а вышло потом из тебя раза в два больше… Господи, ну как в такой момент можно думать о такой ерунде? А о чем надо думать? О чем должен думать человек, стоящий на пороге смерти? Господи, до чего же умирать не хочется!

Господи, где ты?

Где?

— Хватит! — Терпение Игрока окончательно иссякло. — Мы тут что, до ночи ждать будем, пока ты с силами соберешься? Все, Лунин, countdown! Не примешь решение сам — я сделаю это за тебя. Десять! Девять!

Веки, наконец, разомкнулись, но все вокруг было словно не в фокусе. Мешали наворачивающиеся на глаза слезы. Постепенно сквозь мутную пелену проступили очертания трехглавого, монотонно покачивающегося из стороны в сторону дракона.