— Дмитрий Романович, — укоризненно покачал головой Реваев, — я же вам другой вопрос сейчас задал? Ход событий излагаю я верно?
— Верно, — Хованский обреченно вздохнул, — вернее некуда.
— Ну и замечательно. Что же касается обоснованности предположений следователя Лунина, то сейчас, после того как убийства возобновились, а сам подполковник Шубин бесследно исчез, они кажутся вполне логичными. Вы не находите?
— Я не нахожу.
Вновь поправив очки, Реваев удивленно и, как показалось Дмитрию Романовичу, с некоторым одобрением, взглянул на Изотова:
— Объясните.
— Я объясню. С удовольствием. — Изотов уперся локтями в стол, словно пытаясь таким способом упрочить свои позиции. — Я полагаю, что год назад Лунин, которому, по моему мнению, необыкновенно повезло, задержал настоящего преступника. Докладная же, которую он написал после возвращения из Засольска, — всего лишь результат его чрезмерно эмоциональных впечатлений от гибели задержанного и отражения некоторой, я бы сказал, мечтательности его натуры.
— «Мечтательности»? — непонимающе переспросил Реваев.
— Может быть, я неправильно выразился. Одним словом, Лунин — фантазер. Ему что угодно могло прийти в голову. А после того как его докладная была оставлена без движения, он, говоря по-простому, обиделся, надул губы. К тому же ведь как получилось, если в докладной все верно написано, тогда надо расследование продолжать и искать преступника дальше, а если неверно, значит, Лунин у нас герой, и теперь его за это надо поощрить.
— Я так понимаю, не было сделано ни того, ни другого, — усмехнулся полковник.
Изотов выдержал паузу, давая возможность Хованскому самому ответить на ироничную реплику московского гостя.
— В какой-то мере вы правы, — наконец отозвался подполковник, — и, как я считаю, такой ход событий усугубил обиду Лунина и подтолкнул его к дальнейшим действиям.
— Так-так, продолжайте, хотелось бы понять мотивацию вашего коллеги. — Полковник добродушно улыбнулся и тут же извиняющимся тоном поправился: — Нашего. Я хотел сказать, нашего коллеги.
— Мотивация здесь очевидна, — пожал плечами Изотов, — обида и стремление доказать собственную недооцененность. И если первое как раз и толкнуло Лунина на совершение убийств, то второе до последнего момента не позволяло ему скрыться и заставляло разыгрывать из себя гениального следопыта. Именно поэтому он и приехал в дом Фильченко и устроил это утреннее представление.
Закончив фразу, Изотов откинулся на спинку стула, давая понять, что добавить к сказанному ему больше нечего. Сидящие напротив него Локотков и Хованский кивнули почти синхронно, показывая, что в целом разделяют позицию следователя.
— Угу, — Реваев тоже кивнул, — очень интересно. Чувствую, без помощи психолога нам тут не обойтись. Если бы я знал, я привез человека, у нас есть в штате очень хороший специалист.
Уточнить, для кого именно, по мнению Реваева, требуется психолог, никто не решился, поэтому полковник продолжил:
— Я правильно понял, что убийство Фильченко раскрыто, причем раскрыто именно Луниным? Может, это и вправду недооцененный сотрудник?