— Тута! Ту-та-а мы-ы-ы! Братцы-ы!!

...Превозмогая боль, князь вогнал меч в ножны; оставаясь в седле, протянул руки к родной стороне, и на его дрожащих перстах, разверстых ладонях точно заплескалось сияющее золото серебряных кольчуг...

— Ой-е-е! Повелитель! Смотри-и!

— Вижу! — Джэбэ-нойон в сердцах стегнул оскалившего пасть жеребца. Заходившие под бронзовой кожей желваки лучше слов говорили о его состоянии.

— Кто они?! — Осадивший коня, взволнованный сотник Сухэ указал хвостатым копьём на север.

— Должно быть, это тысячи Тохучара! — посыпались напряжённые гортанные выкрики тургаудов.

— А может, это кипчаки гонят гурты быков?

— Или табуны лошадей?!

— Нет! Тумены Тохучар-нойона и Субэдэя остались позади... О, Небо! — глаза нойона мстительно сузились. — Это идёт новое войско хрисанов. Будь проклят этот день! Старый Барс промахнулся, не дав мне сразу схватить Мастисляба!.. Аай-е! Трубите сбор! Собирайте воинов. Надо предупредить Тохучара и багатура! Надо срочно собрать разлетевшиеся по степи войска! Возвращаемся к реке. Покуда бог войны Сульдэ благоволил нам... Один шайтан знает, сколько ещё урусов придёт с севера...

— А-а-ааххх! — Ясный блик булата, вырванный из ножен Сухэ, сверкнул в руке Плоскини. Кривая сабля пырнула небо голубой сталью и вновь вынырнула через мясо и кости — сырой и чёрно-багряной.

Шарахнулись по сторонам лошади с седоками — сотник Сухэ рухнул на землю. В лиловом оке вздыбленного коня отразился хозяин с двумя чёрными косами над ушами и латунным узкоглазым лицом. Его длинная, до пят, выгоревшая в походах синяя одежда стремительно становилась вишнёвой.

— Гай! Гай! Гай!! — Бродник одержимо рванул узду. Ветер свободы обжёг лицо.

«Только б в сурчину нору не жахнуть!» — мелькнуло в голове Плоскини. Стрелы, как железные осы, зажужжали над головой.

...Рывок, ещё один... Конь, утробно захрапев, выскочил на другой берег пересохшего ручья. «Ежли дотяну до косогора — спасён!» Сердце скакнуло к горлу.

Но верен ястребиный глаз Джэбэ, не знают промаха его стрелы. Лук-сайдак изогнул свои тугие крылья... и высоко всплеснул руками Плоскиня. Адская боль брызнула по всему телу трещинами расколотого стекла. В узгах рта залопалась чёрная пена, брызнула горячей росой на холку коня. Плоскиня сорвался с седла, будто с крепостной стены: сильно и тяжисто, растопырив пальцы...

По бесстрастному лицу Джэбэ скользнула жестокая тёмная тень. Подняв на дыбы жеребца, он ещё раз бросил взгляд сквозь чёрное пламя гривы на приближающиеся русские полки, и с его узких змеиных глаз сорвалось:

— Пай, урус! Сегодня мы поворачиваем коней на восток... Но клянусь Огнём, мы ещё вернёмся на запад! И тогда трепещи, Русь! Мы бросим тебе грозу и пламя!.. А наши кони втопчут твоё величие в пыль!

Широко и беспредельно, как голоса разгневанных небес, трубили, перекликались боевые рога. Пыль, гранатовая, как кровь, в закатных лучах бурлящей стеной поднималась над степью.

...Три огромных её облака слились в одно, неделимое, и затопили горизонт. Тысячи малых и больших стягов всё гуще и гуще проступали из алого прибоя туч... И вот зеркально вспыхнули кирасы, щиты, шлемы; засверкала броня на ражих конях. Всадники показывались отовсюду, по всему фронту, проявляясь из золотистых клубов пыли, как былинные призраки; их группы, кавалькады, ряды, союзы все накипали и вскоре поглотили равнину от края до края...