Я была открыта для всех, но я не искала никого — наверно, так булгаковская Маргарита выходила по вечерам из дома и бродила по Москве без всякой видимой цели, пока не встретила своего Мастера. Но я и Мастера не искала, у меня тогда с мужем еще никаких конфликтов не было, он меня любил, я ему письма писала каждый день, там любовь в каждой строке. Я вообще думала жить месяц в Москве, месяц — дома и не собиралась здесь никого заводить. Наоборот, когда я насытилась своим успехом, я перестала так броско одеваться и краситься и в метро уже отворачивалась от людей. А мужчины все равно ко мне приставали. Конечно, втайне мне это нравилось, но как мне похвастать таким успехом, кому? И вот я приезжала в аспирантское общежитие, к подругам и ревела: Боже мой, наверно, я выгляжу проституткой! Наверно, я такая-сякая, раз каждый на меня бросается! И полагала, что эти рассказы и слезы повышают мое достоинство.

Ладно. В октябре мне позвонил мой руководитель аспирантуры профессор Савельев и сказал: «Алена, я работаю над темой вашего реферата, приезжайте к пяти. Мой адрес: Дыбенко, 12, корпус 7, квартира 52». И все, отбой. Я чуть в обморок не упала — меня еще в аспирантуру не приняли! у меня в семь свидание на Пушкинской!.. Но Савельев — гений, академик, светило, автор книг и учебников, я видела его всего два раза в жизни и боялась смертельно, он напоминал памятник Марксу возле «Метрополя» — такая же огромная голова, борода лопатой. Я подхватываюсь — не ела, не пила — и в метро. Подруга, с которой я жила в общежитии говорит: у тебя же колготки на заднице порваны, надень другие. Я говорю: ерунда, я опаздываю, под юбкой не видно! И поехала. Помню, я очень долго искала его дом, я заблудилась. А это Химки-Ховрино, там с ума можно сойти — все дома одинаковые, как домино, но нигде не написано, какой номер, какой корпус. Бегаешь, как заяц, от одного дома к другому, ищешь людей, тебя посылают в разные стороны и еще дальше — ужас! Когда я нашла этот седьмой корпус и вошла в лифт, у меня пот — по всему телу. Потому что я уже безумно опаздывала, а я не могу опаздывать. Это сейчас я знаю, что к Савельеву можно опоздать на час, он не заметит, потому что сам опоздает на три. Но тогда я не могла себе позволить опоздать и на пять минут, я думала, что он там сидит и ждет меня. Я поднимаюсь в лифте и вижу, что опаздываю на четыре минуты. И у меня пот холодный катится по спине, сердце колотится, ноги подкашиваются. Вышла из лифта, прислонилась к двери, думаю: сейчас откроет, упаду, а там разберемся. Открывается дверь — там куча народа, английская речь. А у меня все поплыло перед глазами. И тут началось самое невероятное: меня стали целовать. Причем все — женщины, мужчины, кто-то снимает с меня ботинки, кто-то плащ, еще кто-то тапочки мне надевает. Профессура, доктора философии, какой-то министр, все не старше сорока, а я еще в прострации, никакая. Села на краешек стула на кухне и первых полчаса не то что не включалась в общую дискуссию, а сидела и пыталась унять дрожь во всех конечностях. Мне дали кофе, а он у меня в руках прыгал. И хотя я не ела с утра, я делаю вид, что не хочу ни есть, ни пить. Видимо, окружающие это заметили и оставили меня в покое, дали мне возможность побыть одной в этой тусовке.