На душе у меня было погано: крови прольется море. В моем времени французы под Лейпцигом потеряли около 70 тысяч человек, включая пленных, союзники – около 54 тысяч ранеными и убитыми, из которых 23 тысячи – русские солдаты и офицера. Получил смертельное ранение генерал-лейтенант Неверовский, были убиты еще семь генералов. В русской армии царила мрачная решимость: все собирались драться, но подъема, который имелся в России, не наблюдалось. Воспользовавшись паузой, я навестил свой полк, где по-прежнему числился командиром. Так здесь принято: служишь в свите, но по спискам – в полку.
Услышанное от Спешнева встревожило. Полк собирались использовать как обычный егерский. То есть ставить в линию, стрелять по колоннам французов, а потом идти в штыки. Представляю потери… Мой бывший батальон – де-факто спецназ в этом времени. Бросить его в рукопашную – идиотизм. Только начальство не убедишь. Кто станет слушать майора, пусть даже из свиты императора? Сходить к Багратиону? Пошлет. Он все понимает, но царь требует победы – решительной и безоговорочной. Тут не до какого-то полка.
Офицеры ходили мрачными, и я предложил Спешневу посидеть, как бывало. Он согласился. Быстро организовали стол. Провианта хватало – пруссаки поставляли его бесперебойно. Кое-что прикупили у маркитантов. Нашлось, что выпить и закусить. После пары тостов я взял гитару:
Лица старших офицеров посуровели, у юных прапорщиков – наоборот приобрели мечтательное выражение. Сейчас добавим:
Офицеры заулыбались. Пою припев и завершаю:
— Умеете вы настроение поднять, Платон Сергеевич, — сказал Спешнев, когда я смолк. — Что ж: последний – так последний! — он сжал кулак.
— Хотел быть завтра с вами! — вздохнул я. — Только не позволят.
— Вам нельзя, — покрутил головой Синицын. — Мы сгинем – невелика потеря, а вот вы у России такой один. Сколько уже сделали! Говорят, даже наследника у государыни приняли.
— Было дело, — кивнул я. — Ее императорское величество так пожелала.
— А еще немца-акушера пинками от государыни прогнали, — продолжил Потапович.
Надо же! И здесь знают.
— Пинать не пинал, но за шиворот волок, — признался я. — А вот нечего к русской императрице с грязными лапами лезть!
Офицеры захохотали.
— Какой он, наследник? — спросил Синицын.
— Младенец, как младенец, — пожал я плечами. — Ест, спит, пачкает пеленки. Даст Бог, вырастет умным и здоровым.