Елизавета оказалась милой и приятной женщиной. Мы много беседовали – и не только о медицине. Она расспрашивала о войне, жизни за границей (здесь я, как мог, переводил разговор на другие темы), дочке, женитьбе. Удивилась, узнав, что Груша подвизалась в лазарете для раненых. Как можно?

— Помяните мое слово, государыня, — ответил я, — придет время, из числа женщин появятся много достойных лекарей. Они к этому очень способны, поелику умны, прилежны и милосердны. Только наша косность не позволяет сегодня обучать их медицине. В нашем представлении женщина должна хранить семейный очаг и рожать детей. Но, во-первых, не всем выпадает такая возможность. Во-вторых, женщина может прекрасно совмещать эти занятия. Будь моя воля, я б открыл в России лекарское училище для дам.

— И кого бы стали туда принимать? — полюбопытствовала императрица, которой понравился комплимент женщинам.

— Тех же бесприданниц. Сколько их в дворянских семьях! Сегодня они чахнут, никому не нужные – даже родным[95]. А теперь представьте: их обучили лекарскому делу, тому же акушерству. Общество получит пользу, сами акушерки – цель в жизни и доход, за счет которого смогут содержать себя и помочь родным. Возможно, обретут семейное счастье. Ничего необычного в участии женщин в родовспоможении нет. У тех же крестьян и мещан имеются повивальные бабки, да и купцы их зовут. Не каждый может пригласить акушера, да и мало их.

Почему я выбрал дворянок? Потому что только они в России обучены грамоте. Почему акушерство? Другой специальности учить женщин не позволят, а мужчины не пойдут. Что говорить, если и я тут официально не лекарь – диплома-то нет.

— Вам приходилось принимать роды? — спросила императрица.

— Да, государыня, — подтвердил я.

Если работаешь в скорой помощи, рано или поздно примешь ребенка в карете – не всех рожениц удается довезти вовремя. Некоторые беременные тянут до последнего. В период моей работы в ФАПе как-то принял роды в акушерском пункте – скорая не могла пробиться по занесенным снегом дорогам.

— Не предполагала, что военные лекари этим занимаются, — удивилась Елизавета Алексеевна.

— Я не всегда был военным, государыня. С вашего позволения дам совет. Когда придет время рожать, потребуйте от лейб-акушера, чтобы он тщательно вымыл руки с мылом. Пусть облачится в полотняный халат, тщательно выстиранный и проглаженный утюгом. Простыни должны быть такими же. Это убережет вас от родильной горячки, а младенца – от лихорадки.

— Вот как? — заинтересовалась императрица. — Мы, пожалуй, сделаем по-иному. Роды примете вы.

— Я?.. А как же лейб-акушер?

— Такова моя воля! — отрезала она. — Не смейте перечить!

Пришлось подчиниться.

Это случилось в конце мая – ребенок появился на свет преждевременно. Тем не менее, роды прошли легко, мальчик оказался здоровеньким, хотя, конечно, не добрал веса. Наверстает. Царь в это время танцевал в Берлине на очередном балу. Вызванный гонцом, он примчался в Сан-Суси к шапочному разбору: роженица и младенец, чистые и довольные, уже спали каждый в своей кровати. Императрице я дал лауданум – все равно ребенка не кормить, здесь это не принято, а новорожденные, если не едят, то спят. Я уже без халата, в мундире и при шпаге дежурил у постели роженицы. Шпага – это чтобы отгонять придворных, которые лезли в спальню аки мухи на дерьмо. Дескать, имеют право засвидетельствовать почтение и поздравить государыню. Бациллоносители трипперные… Пообещал проткнуть любого, кто переступит порог, не разбирая чинов и титулов. Угомонились.