– Я не обижаюсь, что ты. Но в самом деле – мне лучше уйти. Им тяжело меня видеть, как ты этого не понимаешь? И они правы в своих обвинениях, да… Надя уверена, что это из-за меня Тамара умерла. Я была причиной.
– Таня, перестань! Побудь с ними, Тань! Вернись, пожалуйста!
– Сереж, я не могу… Прости… Я понимаю, что ты сейчас ни о чем не можешь думать, но… Они действительно правы, это я виновата…
– Это я во всем виноват, Таня. Только я сам. И никогда себе этого не прощу.
– Да, Сережа. Ты никогда себе этого не простишь. И всегда будешь об этом помнить. И жить с этим будешь, да…
Наверное, их выяснение отношений было нелепым в эту минуту. Таким нелепым, что возникла после Таниных слов долгая пауза, и уже было неважно, что после этой паузы ответит ей Сережа…
– Ладно, Тань, я понял. Ты не вернешься.
– Нет, Сереж, не вернусь. Прости. Но если тебе в чем-то другом нужна моя помощь, то…
– Нет, уже не нужна. Я сам. Все, не могу больше говорить, прости…
Таня сунула умолкнувший телефон в карман куртки, пошла дальше, не разбирая дороги. Пока говорила с Сережей, и сама не заметила, как забрела в какой-то двор… Увидев скамью на детской площадке, села, пытаясь унять смятение. И вдруг ясно поняла – а ведь они прощались только что… Навсегда прощались.
Но почему-то горечи от расставания внутри нет. Странно. Может, она и есть, конечно, и даже наверняка есть, только испуганно спряталась от стыда. И впрямь, какое же расставание может сравниться с горечью смерти?
Мама открыла дверь, испуганно отступила на шаг назад:
– Господи, Таня… Что с тобой? На тебе же лица нет… Что случилось, Таня?
– Мам, пожалуйста… Не спрашивай меня ни о чем, ладно? Я сейчас не в состоянии ничего рассказывать.
– Да, конечно… Тебе надо чаю крепкого и сладкого выпить, я сейчас…
– Лучше кофе, мам. Но сначала я в душ… Согреться хочу, совсем ничего не чувствую…
– Да что же такое, Танечка? – продолжала причитать мама, глядя, как она медленно, будто из последних сил, снимает с себя куртку. – Где ты пропадала столько времени, что у тебя случилось?
– Потом, мама, потом…
– Хорошо, давай потом. Только скажи – ты детей видела?
– Да, видела.
– Кого? Егора? Данечку?
– Егора видела, в школе, на переменке. Я ж тебе говорила… А к Даньке я не успела…
– То есть как это – не успела?
– Ой, мам… Дай мне хотя бы под душем постоять немного… Мне так плохо сейчас, никаких сил нет! Столько всего случилось, но я не смогу тебе рассказать сейчас… Давай все разговоры на вечер отложим, а?
– Хорошо, как скажешь…
– Я сейчас душ приму, кофе выпью и снова в школу пойду. Надеюсь Даню увидеть.
– Я с тобой пойду! Ты же еле на ногах стоишь, Таня!
– Нет, мам, я сама… Ничего, я сейчас приду в себя, правда, мам… Мне лучше самой…
– Ладно, тогда я тебе плотный завтрак приготовлю.
– Не надо, я все равно ничего съесть не смогу.
– Надо, Таня! Да ты погляди, погляди на себя в зеркало, на кого ты похожа! Вся ж бледно-зеленая, жалко смотреть! Я не знаю, конечно, что у тебя такое произошло, но… Ты о детях сейчас должна думать! Ты что, хочешь на глазах у детей в обморок свалиться?