— И что будем делать, Оскар?

— Можно поискать этого инспектора, про которого говорил Шелли, — Флориана, и постараться выяснить, что там было на самом деле…

Марина вздохнула.

— Слушай, может, мне лучше уйти?… — предложил я.

— И думать забудь. Я приготовлю тебе комнату наверху, рядом с моей. Пойдем.

— А что…что скажет Герман?

— Он будет в восторге. Скажем ему, что остался отмечать с нами Рождество.

Я пошел за ней по лестнице наверх, впервые поднимаясь на второй этаж. В свете канделябра перед нами открылся коридор с рядами дубовых дверей по обеим сторонам. Моя комната располагалась в конце коридора, рядом с комнатой Марины.

Мебель была старинной, но в комнате царили чистота и порядок.

— Белье свежевыстиранное, — сказала Марина, убирая с кровати покрывало.

— В шкафу лежат одеяла, если вдруг замерзнешь. А вот полотенца. Посмотрим, подойдет ли тебе пижама Германа.

— Буду как в плащ-палатке, — пошутил я.

— Пусть лучше будет велика, чем мала. Я сейчас вернусь.

Я услышал ее шаги в коридоре, положил свою одежду на стул и лег в кровать, укрывшись чистой, накрахмаленной простыней. Я никогда в жизни не был так измотан. Мои веки как будто налились свинцом. Вернувшись, Марина принесла что-то вроде ночной сорочки длиной метра два, которую, судя по покрою, принесли прямиком из гардероба младенца.

— Даже не думай, — возразил я. — Я не буду спать в этом.

— Вариантов нет. Тебе еще без рисунка досталась. Герман не разрешает мне оставлять на ночь голых мальчишек. Тебе подойдет.

Она положила сорочку на кровать и оставила на прикроватной тумбочке свечи.

— Если тебе что-нибудь понадобится, постучи по стене. По другую сторону сплю я.

Мы несколько секунд молча смотрели друг на друга. Наконец, Марина отвела взгляд.

— Спокойной ночи, Оскар, — прошептала она.

— Спокойной ночи.

Когда я проснулся, комнату заливал солнечный свет. Окна выходили на восток, и я увидел высоко в небе сияющее солнце. Лежа в кровати, я заметил, что моей одежды уже нет на стуле, куда я ее клал, и понял, что это означало. Черт возьми, наверняка Марина решила заодно привести ее в порядок.

Из-под двери в комнату проникал аромат горячего хлеба и кофе. Оставив всякую надежду сохранить достоинство, я решил спуститься вниз, задрапированный в это нелепое одеяние. Я вышел в коридор и увидел, что волшебное ослепительное сияние солнца заливает весь дом. С кухни доносились голоса хозяев. Я набрался смелости и спустился по лестнице. Остановившись на пороге двери, я предупредительно покашлял.

Марина, протягивая Герману чашку кофе, подняла взгляд.

— С добрым утром, спящая красавица, — сказала она.

Герман обернулся и галантно поднялся, протягивая мне руку и предлагая место за столом.

— Добрый день, дорогой Оскар! — воскликнул он с энтузиазмом. — Очень рад вас видеть. Марина рассказала мне про интернат. Знайте, что можете оставаться здесь, сколько захотите. Это ваш дом.

— Огромное спасибо…

Марина подала мне чашку кофе, хитро улыбаясь и показывая на рубашку.

— Тебе очень идет.

— Знаю. А где моя одежда?

— Я решила ее простирнуть. Сохнет.

Герман пододвинул ко мне блюдо со свежими круассанами из булочной «Фокс». У меня потекли слюнки.