По миру пошла легкая рябь, он словно отъехал назад, превратившись в картинку. Она окончательно смазалась и сменилась другой, даже издалека какой-то тревожной.

Ночь. Серые стволы деревьев кутаются в рубище лишайников, словно все нищие королевства собрались на одной площади. Из-за черной, как небо, тучи выглянула робкая, словно заплаканная, луна и осветила каждую щербинку на стволах, каждую жухлую травинку.

И снова лес какой-то знакомый, но мне некогда рассматривать его, я ищу, ищу глазами — и вот вижу!

Отец! Богиня, как он постарел! Где тот отчаянный парнишка, что стоял на залитом солнцем холме и рассказывал брату о великой миссии по спасению мира?! И дело не в сетке морщин у усталых век, не в складках у рта, но его глаза… Вот в них на миг окунулся холодный серп луны… Уставшие, настороженные, словно за каждым стволом его подстерегает опасность. И больнее всего видеть, что в них нет страха, есть молчаливое согласие с неизбежным. Но не сейчас… Сейчас он кого-то ждет.

Вот его взгляд перестал быть настороженным, в нем появились знакомые теплые нотки, папа переступил с ноги на ногу, потер замерзшие ладони и улыбнулся, глядя на неподвижный кустарник. Лишь на миг улыбка озарила его уставшее лицо, и этого мига хватило, чтобы узнать того самого мальчишку, юного, бесшабашного, самоотверженного, которым когда-то был папочка.

Кусты, на которые довольно уставился папочка, без единого шороха расступились, и на прогалине показалась высокая фигура, закутанная в черный походный плащ. Взмах могучей руки — и черный капюшон оказался откинутым за спину, открывая бледное, холодное и бесстрастное лицо.

В отличие от папочки, годы мало изменили Зверя. Внешне он не изменился вовсе, разве что взгляд стал более холодным и каким-то въедливо-отстраненным, словно смотрит насквозь. Жесткая складка у губ, такое ощущение, что он не улыбался с того времени, как расстался с папой там, на холме…

— Ты звал меня, брат, и я пришел, — низким, глухим голосом проговорил он после того, как мужчины разомкнули объятия, куда более длительные и крепкие, чем там, на холме.

— Да, Зверь. Я счастлив видеть тебя, брат… если бы не причина нашей встречи.

Идеально ровный белый лоб Зверя нахмурился.

— Твои подозрения подтвердились? — озабоченно спросил он.

— Все оказалось хуже, чем я предполагал.

Глаза Зверя сузились, губы чуть раздвинулись в неком пугающем подобии улыбки.

— Ты звал, чтобы мы бились?

Папочка покачал головой, вздыхая.

— Пока рано, мне нужно подготовиться… как следует. Сейчас главное — позаботиться о семье. Их не должно и косвенно затронуть мое участие во всем этом.

Зверь кивнул, кажется, больше своим мыслям, чем словам папочки.

— Понимаю, — проговорил он. — Ты хочешь скрыть жену и дочерей в Заповедных землях?

Папочка снова покачал головой и потер подбородок, а у меня защемило сердце. Я вспомнила, что папочка всегда касался подбородка, когда переживал из-за чего-то, и думал, что мы этого не замечаем…

— Иоланте и Вите с Микой ничего не угрожает, — сказал он задумчиво. — Они…

Он оборвал себя на полуслове, за него закончил хриплый голос Зверя: