Мало того, я в интервью всегда расшифровывал свой псевдоним. Говорил, зачем взял его. Естественно, эти мои слова никогда не печатали. Но я не боялся говорить. Ведь за это не расстреливали. Да и кто я такой, чтобы на мои слова особенно внимание обращать? Я не Александр Исаевич и не Александр Галич. И я объяснял, что, подобно Фиделю Кастро, который заявил, что не будет брить бороду, пока не построят социализм на Кубе, не буду менять псевдоним, пока город не переименуют.
А получилось все так. Снимая Собчака у камина, на фоне мраморного бюста Екатерины Второй, я вдруг сказал: «Что же это у нас до сих пор город называется Г…град? Должны же мы вернуться к подлинному имени, отказаться от этой воровской кликухи».
Так и сказал – воровская кликуха, революционное погоняло… У нас же все революционеры отказывались от своих настоящих фамилий. И Собчак проникся идеей и вынес ее на городской референдум. Я был безмерно благодарен жителям, потому что не ожидал, что большинство тогда еще ленинградцев поддержит инициативу. Правда, к сожалению, я уверен, что сегодня процентов шестьдесят петербуржцев голосовали бы за возвращение городу имени Ленина.
Собчак был родом из Читы, то есть не местным, но он схватывал все на лету, впитывал, и идея переименования города пришлась ему по душе. Я видел, что Анатолий Александрович прекрасно понимал, что через этот город он может повысить свой статус, создать себе имя большого политика. И он действительно вытащил город из уездного болота. И я подспудно, но достаточно четко, слышал московский скрежет зубовный, потому что многие высокие иностранные гости приезжали в Петербург, минуя Москву. И Собчак прекрасно понимал, что он может сделать из нашего города европейский мировой центр. Он умел обаять людей, умел общаться с ними и был настоящий европеец.
И Анатолий Александрович провел в июне 1991 года референдум по переименованию города и сделал это так, чтобы не надо было спрашивать разрешения в Москве, но на референдуме я был поражен: за Петербург при явке в 64 % проголосовало 54 % горожан, отнюдь не подавляющее большинство. А против высказалось 42 %.
А в том, что Анатолий Александрович потом «профукал» выборы мэра, мне кажется, виновата не «рука Москвы», не кремлевское решение, а то, что в людях он разбирался не очень хорошо и в какой-то степени презирал их. Когда он пошел на вторые выборы, я ему говорил: «Анатолий Александрович, нужно сделать современную выборную кампанию». На своих первых выборах, которые он выиграл, он ездил на заводы, на фабрики, в разные НИИ, выступал там, агитировал. А во второй раз он уже, наверное, так был уверен в своей непогрешимости и во всеобщей любви к нему, что решил вообще ничего не проводить. Прежде его действительно очень любили, я сам видел, как на многочисленных встречах к нему бросались люди: «Анатолий Александрович, мы за вас голосовали».
Мы со Степой, моим сыном, без всяких договоров и финансовых обязательств, сделали ему изобразительную часть его предвыборной рекламы. «Анатолий Александрович, все должно быть в движении». А он: «Как у Ленина, что ли?» – «Да, надо все время действовать». Но я понял, что все рухнуло, когда начальником предвыборного штаба он взял Людмилу Нарусову. Тогда я сказал: «Мы проиграли».