Большой радостью для меня стало то, что на картине «В четверг и больше никогда» я вновь встретился с Иннокентием Смоктуновским, игравшим роль Ивана Модестовича, отчима Сергея, которого играл Олег Даль.

Со Смоктуновским мы познакомились, когда он жил еще в Петербурге. Как-то раз меня попросили встретить его на вокзале, мы разговорились и сразу возник контакт. Наше общение потом складывалось замечательно: и на пробах у Андрона, и на чтении сценария «Дяди Вани». Иннокентий Михайлович мне очень нравился, и мы подружились.

Для съемок в «Дяде Ване» Смоктуновский отпустил «интеллигентскую» бородку. А уже после окончания съемок я попросил его заиметь растительность на лице и отрастить длинные волосы. Я понимал – чтобы использовать всю уникальную пластичность, скульптурность Иннокентия Михайловича, надо сравнивать его с работами Микеланджело, не меньше. И Иннокентий Михайлович пошел мне навстречу. На мой взгляд, когда он достаточно оброс и зарос, в нем появилось что-то пророческое. И мы сделали очень интересную фотосессию, после которой Иннокентий Михайлович облегченно вздохнул: мол, наконец подстрижется и побреется. Дело в том, что хорошим подспорьем для него были поездки по стране на встречи со зрителями – это был гарантированный стабильный заработок. Но оказалось, что Смоктуновского на каждой встрече спрашивали: «Почему у вас такие длинные борода и волосы?» «И что ты им отвечаешь?» – спросил я. «А я отвечаю, – ответил Кеша, – что это Плотников повелел!» Ответ абсолютно в его стиле.

Иннокентий Михайлович очень любил фотографироваться, и камера тоже его любила. Он с огромным удовольствием исполнял все мои задания. В моем альбоме, посвященном великому Артисту, есть несколько образов, которых в кинематографе ему, к сожалению, сыграть было не суждено. Он был актером до мозга костей. Но наши с ним отношения были прекрасны тем, что со мной он мог быть просто самим собой. Хотя, если вдруг появлялся зритель, тут же включался Актер Актерыч…

Иннокентий Михайлович уже переехал в Москву, играл в Малом театре в спектакле у Бориса Равенских «Царь Федор Иоаннович». Они с этим спектаклем приехали на гастроли в Петербург. Я никогда не видел ничего подобного со стороны интеллигентной петербургской театральной публики: Смоктуновскому зрители выражали такое обожание, что когда он выходил на александринскую сцену на поклоны, в зале стоял визг восторга. Я тогда жил с мамой в коммунальной квартире – два туалета и один рукомойник на четырнадцать комнат. В одной из комнат жили две замечательные петербургские старушки, сестры, очень интеллигентные. В коридоре висел общий телефон, он был как раз рядом с их комнатой, поэтому они всегда первыми снимали трубку. И однажды я слышу восторженный крик старушек: «Валерочка, вас Смоктуновский к телефону». Я выхожу, разговариваю. Соседки в это время стоят рядом и восхищенными глазами смотрят на телефонную трубку, как будто из нее раздался глас небесный – сам Смоктуновский позвонил в эту квартиру.

Под впечатлением они ходили очень долго, поэтому при встрече я спросил Смоктуновского: «Кеша, а что ты им сказал?» Он говорит: «Ничего особенного. Я попросил тебя к телефону. А старушки в ответ: „А кто его спрашивает?“ И я им ответил: „Это некто Смоктуновский“».