История была следующая: американский шпион, а раз человека не получилось завербовать, значит, он шпион, приехал, нашел известного фотографа, привез ему Hasselblad, а на вырученные деньги, хотя денег никаких не было, купил черной икры, чтобы потом торговать ею в Нью-Йорке. Ну, народ и сейчас всему верит, а тогда люди и вовсе все транспонировали на советский образ жизни. Если у нас можно продавать черную икру на черном рынке, почему в Америке нельзя?

Моя фамилия в заметке, по-моему, была. Мне до сих пор забавно: это же сколько икры нужно было купить, чтобы торговать в Нью-Йорке! Так или иначе, сейчас у меня уже три фотоаппарата Hasselblad, и я продолжаю традицию Крастошевского: одалживаю камеру молодому коллеге, чтобы у него была возможность практиковаться. Сейчас фирма производит цифровые камеры, но когда я вижу порядок цен, особенно с учетом нынешних колебаний курса, я понимаю, что пока обойдусь имеющейся техникой… Настоящий цифровой Hasselblad стоит в районе 40–50 тысяч евро.

В свое время я шел напролом. Например, я сообразил, как преодолеть в фотоаппарате Hasselblad так называемый «стоп-дурак», который запрещает тебе делать больше двенадцати кадров. И один лишний кадр удалось с пленки снимать. У меня и флешметр был самодельный: веревочка метра три длиной и узелочки на разные диафрагмы. Все это безумно сложно было делать.

У меня была семья, и надо было каким-то образом жить. А когда я начал снимать советских актеров, меня выручало то, что одна и та же фотография публиковалась пятнадцать-двадцать раз. А гонорары были 9–12 рублей, при том что бутылка коньяка стоила примерно столько же. А вот если делать каждый раз что-то новое, можно было бы просто сдохнуть. При этом самой замечательной работой была реклама всяких «Союзплодимпортов», платили там хорошо. У меня даже сохранилась реклама водки, где Никита Михалков выступает в качестве модели.

Так что я – фотограф. Но я фотограф честный и искренний. И, как выяснилось уже значительно позже, – вполне успешный.

Еще учась во ВГИКе, я увидел у Славы Зайцева роскошные глянцевые журналы, хранившиеся тогда чуть ли не в секретном архиве. А в них – потрясающие портреты, не просто изображение Пикассо, например, а настоящие портреты, достойное художественное фотографическое изображение. Скажем, от Врубеля не сохранилось хороших фотографий, потому что на тот момент и не было хороших фотографов. Существовал жанр кабинетного портрета, где человека снимали стандартно, даже отстраненно – с галстучком или без, но без какого-то видимого отношения фотографа к его герою. И поэтому я довольно быстро определился со своей задачей.

Круг моих знакомств уже во ВГИКе был действительно огромен – я знал всех-всех-всех. В фотографии нас было три богатыря – Игорь Гневашев, Николай Гнисюк и я. Все остальные – уже за скобками, хотя талантливых было немало. Я снимал драматургов, художников, режиссеров, оперных и балетных, а не только кино– и театральных актеров, которые, естественно, были востребованы для обложек четырех журналов. Снимал потому, что понимал: только я могу это сделать.