В качестве костюмов для съемок что-то я брал у Славы Зайцева, что-то у жены или у знакомых. А так как вкус большинства актеров и деятелей искусств, на мой взгляд, далеко не безупречен, нужно было тактично убедить их переодеться. Был у меня замечательный ангорский свитер с замшевыми заплатками, который мне привезли из Лондона. В нем я снял Сергея Герасимова, Смоктуновского, Евстигнеева, Трифонова, Караченцова. Да этому свитеру место в музее истории отечественного кино! А один раз вышел совсем смешной случай. Материалы в редакцию сдаешь в разное время – они там лежат, и никто не знает, когда что пойдет в печать. И так получилось, что в одном журнале были напечатаны портреты трех актрис в одном и том же платье. Причем в редакции никто ничего не заметил, только досужий читатель прислал письмо с вопросом: «У вас что, все актрисы из детского дома?»
В то советское время цветная фотография была чем-то особо ценимым. Но я не сразу стал снимать на цветную пленку. Мои первые цветные съемки были у Славы Зайцева. Это было что-то феерическое! Мне до сих пор кажется, что такого цвета, такой насыщенности нынешний «Кодак» не дает. Но может быть, это как переход от черно-белого телевизора к цветному…
Кстати, кодаковская пленка стоила 7 рублей, а в моем аппарате ее хватало на двенадцать кадров. Стипендия во ВГИКе была 28 рублей – это четыре пленки. Дорого. И я, когда начинал, мог себе позволить на персонажа три-четыре кадра пленки, не больше. Когда я потратил на Высоцкого восемь – это был чудовищный перерасход, но я просто не мог остановиться. А так я должен был в эти три-четыре кадра попасть. Поэтому жизнь врасплох – это замечательно, когда опять же у того же знаменитого Ричарда Аведона или просто у современных фотографов вижу по 12–20 кадров в секунду – это как стрельба по-македонски от бедра. Я понимаю, что они могут себе такое позволить. А я в свое время должен был уложиться. У меня на пленке всего 12 кадров, а на пленку было три или четыре персонажа. И все! Экономика должна быть экономной. И это меня дисциплинировало.
Сейчас я часто пользуюсь цифровым фотоаппаратом Nikon, у меня есть Leica, о которой я всю жизнь мечтал, но моя любимая камера – это пленочный Hasselblad. В советские годы я тоже снимал на Hasselblad – это совершенно роскошная техника. Насколько я знаю, первые снимки человеческих следов на Луне американцы делали фотоаппаратами именно этой фирмы. Кажется, их до сих пор используют для съемок в космосе.
Я помню свою первую камеру. По-моему, это был Asahi Pentax. Но Высоцкого я снимал уже на Hasselblad, на фотографиях даже видно две зарубки – фирменная отметина этой камеры. Причем фотоаппарат был не мой, мне приходилось одалживать его у фотографа Эдика Крастошевского. Часто я банально не мог организовать съемку: у меня не было ни своей камеры, ни своей студии, а все мои персонажи – люди занятые, с жестким распорядком дня. Свести героя, свободный Hasselblad и пустое помещение было очень непросто.
Позволить себе свой собственный Hasselblad я смог где-то в середине 70-х годов, причем я его даже не покупал. Сейчас бы это назвали бартером: один американец русского происхождения предложил обмен – я достаю ему все тома Брокгауза и Ефрона, а он мне – фотоаппарат. Это было как раз в год полета «Союз» – «Аполлон», он работал на программе с американской стороны, а наш КГБ пытался склонить его к сотрудничеству. Американец не соглашался, на него пытались воздействовать, и одной из таких попыток стала статья в газете «Известия».