Он ещё долго так увещевал самого себя, за то, что не последовал за Гримлером, так как он никогда не прощал себе любые, даже самые мелкие проступки. Николас начал метаться по судну, выкрикивая разные проклятия в свой же адрес. Другие находящиеся на палубе удивлялись и старались отходить от него, принимая нашего несчастного слугу за помешанного.
Спустя десять минут бессмысленных упрёков тот понял, что этим дело не исправить, несколько успокоился и решил спросить у того же матроса о направлении «Филиппа Четвёртого».
«Это судно идёт в Новый Орлеан» – всё так же кратко ответил он.
«А тот “Наполеон”, кажется, отправляется… в Саванну» – вспомнил Николас ещё через полминуты. «Новый Орлеан и Саванна разделены примерно тысячей миль. Это много, но не может быть, чтобы в таком большом городе не случилось так, чтобы я не мог найти экипаж, могущий довезти меня в Саванну. Я хочу непременно воссоединиться с господином» – размышлял он. «Он точно не отправится дальше, не найдя меня и останется в Саванне меня ждать. Он давно знает о моей верности и подумает, что я непременно отправлюсь к нему. Мне остаётся только найти экипаж, когда это судно прибудет в Новый Орлеан».
Подумав так, он ещё немного успокоился и, вместо безумного метания по палубе, стал просто спокойно, хоть и с небольшим беспокойством, прохаживаться по ней.
Но вскоре он стал опасаться за самого себя. У его господина была шпага, с помощью которой он мог защищать Николаса, если им встретится неприятель. Сейчас же, когда Гримлер и его слуга оказались разделены морской гладью и бортами кораблей, на которых они вынуждены оказаться, Николас оказался без защиты. У него не было ни шпаги, ни другого оружия, а схватываться врукопашную он не умел. Вдобавок, некоторые пассажиры «Филиппа Четвёртого» были, по всей видимости, злопамятными, так как, приняв Николаса за помешанного, теперь странно косились на него. Приняв это за открытую угрозу, он поспешил убраться с палубы.
Внутри он узнал, что капитан судна отвёл ему отдельную каюту и теперь его приглашают пройти туда. Николас был рад, но, когда он вошёл, в свой временный дом, увидел, что его состояние не очень хорошее. Стены были несколько обшарпаны, на столе и стульях были трещины, хоть и не слишком частые, а одеяло было слишком тонким.
Николас был немного опечален, но просить новой каюты у капитана не стал, считая, что привыкнет и к этому.
Так же, как и Гримлер, он почувствовал, что хочет есть, и также поужинал едой из своего рюкзака. Однако ел он без особого увлечения, так как к нему возвратились мысли о Гримлере и о своей беззащитности. После еды он не стал выходить на палубу, как его господин, а стал ходить взад-вперёд по каюте, а когда это ему наскучило, сел на свою постель, а ещё через двадцать-тридцать минут попытался уснуть, однако это ему долго не удавалось: он смог забыться сном только в одиннадцать часов.
На следующий день Гримлер окончательно смирился с неожиданного для него расставания с Николасом. Он надеялся, что его корабль сможет прийти туда, куда направляется, где бы это место ни находилось, и сможет найти его без приключений.