Так што так и только так! Метод шоковой терапии, да от себя отпускать не буду. А через пару недель и вовсе, укатим в дальние края. На Юга!

В мраморную ванну Санька садился не без опаски, поглядывая на меня – всё ли правильно делает? Я же залез как старожил – как-никак, второй раз уже в Сандунах!

— Ничево так, — осторожно сказал он, — тёпленько. Маленькова бабка в шайке купала, так похоже, тока больше и…

Он провёл пальце по мрамору ванны и покачал головой, но смолчал. Несколько минут лежали молча, но тут в мыльной появилась богатырская, хотя и несколько грузная фигура, отчётливо пахнущая гарью большого пожарища.

Богатырь тут же нарушил молчание мыльни, найдя знакомово и начав басовито рассказывать тому подробности происшествия.

— …через этаж! — доносилось до нас изредка. — Чудом не поломался!

Рассказывая, богатырь не переставал мыться, шумно обливаясь из шайки и работая мочалкой.

— Уф! — несколько минут спустя он тяжело погрузился в ванную по соседству, прикрыв на мгновение глаза. Тут же открыв, зорко огляделся вокруг и расплылся в улыбке.

— Ба! Егор Кузьмич!

— Здравствуйте, Владимир Алексеевич, — светски отзываюсь я. — С пожара?

— Да! Прекрасная будет заметка, даром что никто не пострадал. Редкое сочетание, уж поверьте.

— Кому ещё, как не вам.

— А вы… молодые люди?

— Друг мой, Александр Чиж, — представляю я заробевшево Саньку. — Вот, знакомлю с достопримечательностями Москвы.

— Гиляровский Владимир Алексеевич, — известный всей Москве репортёр весело помахал рукой, не вставая из ванны.

Завязался разговор, и Гиляровский живо втянул в нево робеющего попервой Саньку. Дружок мой отвечает односложно и сильно смущаясь, но всё же ведёт беседу, а не замкнулся улиткой.

Беседа быстро прекратилась в монолог, но о том никто из нас не пожалел. Раскащиком Владимир Алексеевич отказался отменным, на одной импровизации держа внимание всей мыльни так, как не каждый актёр способен с коронной своей ролью. Он повышал и понижал голос, всплёскивал руками и гримасничал, и всё ето удивительно к месту.

— Из Крыма недавно вернулся, — перескочил он с темы пожара и чрезвычайных происшествий Москвы, где показал себя очень знающим человеком. — Ах, молодые люди, знали бы вы, какое это чудесное место! Земля, где степной окоём плавно переходит в горы и морское побережье, а запах степного разнотравья смешивается с ароматами горных лугов и солёного морского воздуха!

— Оседлать коня, да и скакать по степи, а потом подогнать его к побережью, да и кинуть своё разгорячённое тело в морские глубины! — он зажмурился, вспоминая. — Вода ещё весенняя, холодная, но после скачки она только бодрит. А потом вылезешь на берег, а там уже разгорается костёр, на котором стоит сковорода со скворчащей в масле рыбёшкой!

— Заговорился я с вами! — засмеялся он и встал во весь рост. — Ну что, молодые люди, в парную?

В парной мы вытерпели несколько минут, лежа на самых нижних полках и дыша, как рыбы на берегу. Владимир Алексеевич, не чинясь, обработал нас вениками и отпустил – красных, как варёных раков.

После второго захода взглядом нашёл банщика и подозвал, и только затем вспомнил, што оставил трёшницу в раздевальне.