— Слышал уже, — загрохотал он, подымаясь по ступенькам наверх. — Серёженька обиделся немного, но всё же оценил ваше едкое чувство юмора.

— Передайте ему мои…

— Пустое! — махнул тот рукой, обрывая фразу. — Настоящие репортёры на такие вот перлы не обижаются! Вот увидите, он ещё блеснёт вашей остротой! Вы как, не против?

— Дарю!

— Вот и славно! Серёженька! — замахал он рукой. — Молодой человек искренне извиняется и дарит вам эту остроту, цените!

Серёженька, одетый в потёртый, модный в прошлом десятилетии костюм, отбил поясной поклон, коснувшись рукой пола, и скрылся в одной из редакционных комнат.

— Шут! — одобрительно сказал Владимир Алексеевич, вталкивая меня в один из кабинетов, замахав руками на находившегося там мужчину. Тот кивнул понятливо и вышел, прихватив с собой стопку бумаг. — Ну-с… рассказывайте.

Запинаясь поминутно, рассказываю ему о проблемах с документами.

— Не знаю, к кому и обратиться, Владимир Алексеевич.

— Так, — усадив на стул, он промокает мне глаза чистым платком, — не реви! Оставь себе… Неприятно, но решаемо. Погоди… ты ведь тот самый плясун знаменитый, так почему же к купцам… А! Не объясняй! Глупый вопрос, с нашими купчинами лишний раз лучше не связываться – если и помогут, то сто раз потом пожалеешь о той помощи. На тебе заработают, а ты и должен останешься!

— М-да, — он вскакивает и начинает расхаживать по кабинету, размышляя вслух. — Проблема есть, но для начала нужно установить точные её границы.

— Для начала, — Гиляровский резко останавливается и тычет в меня перстом, — выяснить, из какого ты сословия! Отставные солдаты из крестьян записываются обычно в мещане, если только не возвращаются в родную деревню. И если это так, то действия твоих опекунов, да и всей общины в целом, становятся незаконными. Если твой отец, а значит и ты, приписан к мещанам, то твои родственники никак не могли распоряжаться твоей судьбой.

— Почему? Тётка ж, хоть не родная!

— При отсутствии завещания тебя должны были передать, — он останавливается, задумавшись. — Хм… нет, точно не помню, надо с юристом посоветоваться будет. В любом случае, твоё дело не могло пройти мимо мещанского суда или каких-то мещанских сообществ того города, к которому приписан твой отец. Гм… если приписан, разумеется.

— Оставить тебя на воспитание могли и у тётки, но тогда, — продолжает он, — ты бы как минимум знал бы о том. И если! Если я прав, то все права на опеку как твоих родственников, так и сапожника, можно назвать ничтожными.

— А если нет?

— Возможны варианты, — охотно отзывается тот, — но ничего страшного не вижу. Всё решаемо! Не сразу, разумеется, но полагаю, не к концу лета, так к началу сентября в твоём деле появится какая-то конкретика. А до того… тебе есть где жить?

— Конешно!

— Гм, Хитровка не лучший вариант…

— На лето в Одессу отправлюсь, — перебиваю его, — есть где остановиться, и ето вполне себе приличные люди.

— Даже так? — озадачивается Владимир Алексеевич. — Однако!

— Деньги…

— Копейки! — резко отмахивается репортёр. — И никогда больше… не хватало ещё, чтоб я деньги у детей брал! Уж на конверт и марки моих средств хватит!